Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика

В итоге Райкин действительно нашел такого врача – профессора Сыркина, который лечил его самого от той же болезни сердца. Врач согласился принять у себя маму мальчика. Райкин немедленно дал знать об этом в Уральск, после чего женщина с мужем приехали в Ленинград и остановились… у Райкина. По его же словам:

«Профессор принял женщину, и, пока она лечилась в больнице, муж ее жил у нас. Когда она выздоровела, они уехали. Он шофер. Милые люди оказались, такие сердечные и удивительные какие-то… Мальчик прислал мне позже письмо, сообщил, что маме лучше, что мама здорова, работает, спасибо…»

Но вернемся к пьянице из «греческого зала».

Исполнение Райкиным этой роли, на мой взгляд, не всегда выглядело без огрехов. Например, в интермедии, которая потом войдет в телефильм «Люди и манекены», игра артиста, что называется, из разряда не подкопаешься – ничего лишнего. А вот в документальном фильме Галины Кожуховой показана эта же интермедия, но снятая во время выступления Райкина в каком-то сборном концерте. И там уже видны некоторые огрехи: например, явный перебор с заплетанием языка у пьяницы, когда он долго не может выговорить слова. Чувствуется в этом некий налет театральности. Или все-таки давало о себе знать то, что Райкин был трезвенником. Кстати, о последнем.

Как говорил в знаменитом фильме «Адъютант его превосходительства» (1970) еврей-ювелир Либерзон в блестящем исполнении русского актера Бориса Новикова: «Среди евреев почти нет пьяниц». И это правда: пьющий еврей – это нонсенс. Вот и Райкин этой традиции не нарушил, являя собой яркий пример еврея-трезвенника. У себя в театре он установил «сухой закон», который соблюдался всем коллективом неукоснительно. За это ленинградский Театр миниатюр в театральных кругах получил прозвище «Единственный, который не шатается». И все же иной раз самому Райкину приходилось нарушать введенный им самим «сухой закон». Правда, в профилактических целях. По этому поводу послушаем рассказ коренного райкинца – актрисы Виктории Горшениной:

«Если в труппе появлялся даже очень талантливый, но пьющий актер, Аркадий Исаакович под любым предлогом старался от него избавиться. Когда на сборную программу был приглашен очень одаренный цирковой актер, Аркадий, зная о его «слабинке», предупредил его. В Свердловске после одного из первых спектаклей все актеры пошли ужинать в ресторан гостиницы «Урал», где мы жили. Уселись за столики. И тут Аркадий со своего места увидел, как к актеру, сидевшему в глубине зала, направляется официант с граненым стаканом, наполненным прозрачной жидкостью. Аркадий встал, пошел в том же направлении и тихо спросил, показывая на стакан:

– Гутя, это у тебя что?

– Вода, – ответил Гутя, и на щеках его стал проступать румянец.

– А! – сказал Аркадий. – Я так хочу выпить воды, жажда мучит. Можно?

– Пожалуйста!.. – растерялся тот.

Аркадий неторопливо, не отрываясь, как воду, выпил стакан водки до дна и как ни в чем не бывало спокойно сказал: «Не засиживайтесь. Завтра спектакль, надо быть в форме». И твердой походкой вышел из ресторана. Гутя пристыженно и растерянно смотрел ему вслед.

Как потом рассказывала Рома, Аркадий в своем номере как подкошенный рухнул на кровать и, не раздеваясь, крепчайшим сном проспал до утра.

Совершенно непьющий Райкин преодолел себя, чтобы проучить актера…»

Но вернемся к миниатюре «В греческом зале». Несмотря на ее ярко выраженную юмористическую составляющую, была в ней и серьезная, подтекстовая мысль – нетерпение к пьянству как к образу жизни. Пьяница в этой пьесе был показан в образе человека, которому чужда любая культура – за смешными репликами представал страшный облик хама, представителя того быдл-класса, которого чуть позже либералы нарекут словом «совок», имея в виду чуть ли не весь советский народ. На самом деле люди, подобные тому пьянице, что был показан в миниатюре Райкина, составляли пусть значительную часть советского народа, но отнюдь не большую. В противном случае вряд ли бы этот народ сумел построить тот огромный задел, который господа либералы благополучно проедают вот уже два десятка лет после распада СССР. И еще. Проблема пьянства в Советском Союзе в конце 60-х действительно была острой. Но в сегодняшней России она стала еще актуальней, о чем говорят те же цифры: если в 1969 году на одного человека в СССР в среднем приходилось 7–9 литров потребляемого алкоголя, то в России постсоветской – уже 18. Причем и тогда и теперь спиваются в основном представители одной нации – русские. Евреев среди пьяниц ни тогда, ни теперь вы не найдете.

Кстати, в спектакле «Плюс – минус» одна из интермедий Жванецкого («Звание – человек») несла в себе «еврейскую тему» – весьма редкую для тогдашнего советского искусства, где эту тему не принято было выпячивать. Особенно в свете последних международных событий, вроде войны Израиля и Египта летом 1967 года. В ней СССР занял сторону арабов, что еще сильнее раскололо советское еврейство – число антисоветчиков в нем увеличилось. Однако Жванецкий в своей интермедии показывал как раз других евреев – просоветских, которые были благодарны советской власти за свою счастливую старость.

Это был моноспектакль Райкина, который играл старого одесского еврея. В изложении Е. Уваровой эта сценка выглядела следующим образом:

«Старый одессит разговаривал с воображаемым внуком Юзиком. Сколько душевного тепла, внутреннего благородства, любви к людям было в райкинском персонаже!

Старый человек вспоминал прожитую жизнь, отданную детям, внукам: «Твоя бабушка была и ударник, и застрельщик, и я не знаю кто. Дети на ней, весь дом на ней… Я говорю: «Соня, перестань, Соня, перестань. Мы с тобой на пенсии, дети устроены… Перестань, Соня, поспи до семи! Поедем к детям, они будут за нами ухаживать». И мы сели на колеса и поехали в Новосибирск. Твой папа кандидат, а мама аспирант! Все математики, все в очках… (весьма распространенная ситуация в среде советских евреев: в 60-е годы среди научных работников доля евреев составляла 8 %. – Ф. Р .). А кто будет варить обед? И что я вижу? Соня стирает, я выкручиваю. Соня варит обед, я стою в очередях. Поставили кандидатов на ноги, поехали к дочери. Ну, Москва, все удобства! И что я вижу? Соня стирает, я выкручиваю, Соня варит обед, я стою в очередях»…

Он ни о чем не сожалел. Напротив, если понадобится и если хватит сил, они с Соней, конечно же, снова будут стирать и выкручивать. А болячек, «у кого их нет! И мы будем смотреть на наших внуков и радоваться… И потихоньку уходить!».

Дедушка с воображаемым внуком – вариант райкинского постоянного положительного персонажа. Теперь это простой старый человек, выросший в трудные годы и не получивший образования, но сумевший прожить достойную жизнь…»