Эдуард Беляев - Мусульманский батальон

И какие причины и оправдания придумывали! То Джандад что-то якобы пронюхал и стал вглядываться в бинокль, рассматривая наше расположение, а всем почудилось — дознался, стервец, ату его, ату! То во дворце началась суматоха и беготня, когда отравили Амина. И почему-то никто сегодня не говорит о том, что от очередной затеи КГБ со спецсредствами — и, как всегда, нереализованной «по уму» в Афганистане — было больше нервотрепки и неудобств, чем результата, который способствовал бы выполнению задачи. Генералитет что-то выдумывал свое после докладов Колесника и стал чудить, раздражая Москву переносами времени начала штурма. Там, в Белокаменной, не очень понимали, почему нужно менять установленное боевым распоряжением время «Ч» на основании того, что неизвестный им майор Джандад припал к окулярам бинокля и смотрит в «советскую» сторону…

Что и как было дальше, передаю словами Володи Шарипова. Запись из моего «фронтового» блокнота, которая приходится на нашу джалалабадскую встречу: «Задачу мне поставил сам Колесник: „Стартанешь на пяти машинах. В каждой по пять человек твоих, плюс „кагэбэшники“. Потом твоих людей, кому не хватит места в БМП, подвезут следом. Сразу же с началом движения откроешь огонь из всего оружия. В каждую машину посадишь по два бортовых пулеметчика с ПК. Оцепишь здание так, чтобы никто не ушел. Внутри будет действовать Комитет, а твое задание — никого не упустить!“»

Никого не упустить — это в первую очередь Амина. (Одна конкретная задача, одна главная цель, один смысл действия: «Никого не упустить!» — то есть не дать уйти, ускользнуть Амину, и — баста! И ни слова о том, чтобы прикрыть атакующих, обезопасить их извне и оказать огневую поддержку. Скажут потом — это же само собой подразумевалось. Ерунда все это, говорильня оправдательная. В четко определенных пунктах боевого приказа нет предположений, «подразумеваний», двусмыслиц — это военные хорошо знают и ясностью этой в бою руководствуются.)

У меня в роте было 120 человек и 13 БМП. Один взвод и пять БМП под моим командованием выполняли задачу по штурму дворца в первом эшелоне. Следом за нашими группами и четырьмя ведомыми Турсункуловым бэтээрами с «зенитовцами» выдвигались еще две моих БМП с задачей доставить подкрепление, состоящее на сто процентов из солдат батальона.

Взвод лейтенанта Назарова Рустама Чингизовича (замкомвзвода прапорщик Ишанберды Мамедназаров) должен был блокировать зенитный дивизион, а 3-й, старшего лейтенанта Ниезитдина Намозова (заместитель прапорщик С. А. Алисултанов), выделялся в резерв полковнику Колеснику.

Группы я сформировал следующим образом. Сразу оговорюсь: подбор и расстановка членов экипажей — это не моя компетенция, мне их просто поставили, не знакомя, и не было ничего такого от «боевого братства». Правда, сказали: «Вот ваш командир на первом этапе — старший лейтенант Шарипов. Он вам покажет ваши машины и старших машин. Через Шарипова вы будете держать связь». Что-то уело меня, даже обидело, а потом махнул рукой — да загружайтесь себе как хотите. Так, как вам ваш начальник повелел, как принято у вас — без имени и отчества. Влезьте неповоротливо бочком один за другим и не высовывайтесь, носа не кажите при выдвижении. А все остальное предоставьте нам. Мы уж как-нибудь без вас, сторонних на первом этапе штурма и не очень-то залихватских на вид, если вас наблюдать со стороны; доставим вас, ребятки, аккуратненько, не мешало бы без происшествий, и по дороге постараюсь вас не шибко помять, чтобы вы к бою были готовы. Я ввозил в огонь боя группу «Гром».

1-я группа (пятый экипаж) — это моя, командирская, машина (№ 030) и четверо моих орлов. Экипаж: Романов, Репин, Мазаев, Козлов, Асадулла Сарвари.

2-й группой командовал командир взвода лейтенант Хамидулло Абдуллаев (заместители: прапорщики Кучкаров Г. Н. и Машарипов Рузмет Машарипович, ротный старшина, находились в разных машинах в качестве старших машин). БМП группы: № 035, 036, 037, 038. Поэкипажно кагэбисты в машинах были размещены так:

(головная № 035 — старший машины лейтенант Абдуллаев), десант бойцов КГБ: Балашов, Баев (его в последнюю минуту «изъяли» из экипажа Карпухина), Федосеев, Швачко;

(№ 037 — прапорщик Кучкаров): Емышев, Кувылин, Кузнецов, Якушев, Бояринов;

(№ 038 — старший сержант Шухрат Мирзоев): Голов, Анисимов, Гуменный, Зудин, Соболев, Филимонов;

(№ 036 — прапорщик Машарипов): Карпухин, Берлев, Плюснин, Коломеец, Гришин.

3-я группа — две БМП (№ 041 и № 042) — старшие машин, соответственно: старшие лейтенанты Эгамбердыев Бахадыр Абдуманапович, мой заместитель, он же зампотех роты, и Абдуллаев Рашид Игамбердыевич, замполит, у которого механиком-водителем был сержант Шавкат Азаматов…

В группе Турсункулова было такое распределение по БТРам:

1-я группа (№ 010): Семенов — старший группы; Карелин, Агафонов, Антонов, Кимяев, Курбанов, Чернухин, Саид Гулябзой.

2-я группа (№ 011): Суворов — старший, Гулов, Дроздов, Колмаков, Новиков, Поддубный, Рязанцев.

3-я группа (№ 012): Фатеев — старший, Ильинский, Лысоченко, Макаров, Цыбенко, Чижов.

4-я группа (№ 013): Щиголев — старший, Быковский, Иващенко, Пономарев, Чарыев, Курилов, Захаров.

После получения задачи от полковника Колесника мы с Романовым подошли к генералу Дроздову. Он показал портрет Амина и в который раз повторил с нажимом — этому человеку ни в коем случае не дать уйти из здания. Попросил обезопасить во дворце еще двух афганцев: капитана и женщину, выполнявших спецзадание. Фото их не показал, но коротко сказал: «Своих узнаете».

(Отговорка более чем подлая. И коль по чести — непростительная. Это не тот случай, когда купейная попутчица отстала от поезда и завтра догонит, это тот самый случай, когда, отмахнувшись небрежно словом, — как к смерти подтолкнул. Таков он — генерал КГБ! Витийствующий и плебействующий.)

Дроздов обращается ко мне с такими словами: «Запомни, Шарипов! Нам отступать некуда. Я тебя, если неудача случится, в лучшем случае смогу сделать перед афганцами психом-придурком. Смотри, чтоб Амин не ушел! Не дай бог, объявится в другой стране! Тебе — конец!..»

Не в таких ли откровенных наглых пассах кроется определенная доля секрета «идейной убежденности» и стойкости кагэбэшников во все времена? И не вследствие ли этого они подчас так самозабвенно, изо всех сил, рвут когти и жилы? Себе и другим. Генерал сказал тяжкие слова. И о мрачной перспективе для Володи, и об отчаянном положении «отработанного материала» — капитане и женщине, которая, между прочим, выполняла спецзадание, а не путешествовала на полке купе ночного экспресса…

Шарипов понимал, что генерал не шутит. Сознание неотвратимости надвигающихся событий решительности не прибавляло. Скорее наоборот. Страшно было уже даже не за себя, страшно было за провал операции.