Муслим Магомаев - Живут во мне воспоминания

На следующий день в секретариате компартии Израиля стали выяснять, что случилось. Я сказал, что ничего особенного, если не считать, что мэр пил, заставлял меня петь, а потом беспредельно хамил. А я всего этого не люблю. «Ладно, это все материальная сторона дела, а представьте себе, что творилось в моей душе: в Святом городе слышать и видеть такое? Или у вас здесь, товарищи, вовсе без веры обходятся?»

Моя израильская публика дышала Одессой, Киевом или Днепропетровском. Знакомые все лица — словно я их где-то уже встречал. А уж они-то меня точно видели. Я выходил на сцену:

— Здравствуйте, дорогие друзья. Говорят, что сейчас у Магомаева в стране поклонников поубавилось. Возможно. Ведь многие теперь здесь, в Израиле…

Потом уже не надо было ничего говорить — дальше были просто музыка и слезы…

На те гастроли я пригласил с собой Фархада Бадалбейли. Он прекрасный пианист, дважды становился лауреатом международных конкурсов. Если бы он больше концертировал, то мог бы стать известным во всем мире. Для этого у него есть всё — великолепный аппарат, музыкальность. У Фархада была такая особенность — он не любил кланяться: отыграет и сразу же уходит за кулисы. В этом он напоминал мне моего прежнего концертмейстера, незабвенного Бориса Александровича Абрамовича. Сейчас Фархад Бадалбейли — ректор Азербайджанской государственной консерватории имени Узеира Гаджибекова (правда, теперь она называется Академией).

Израиль. Святые места. Смешение культур и религий. Впечатление сказочного сна…

Водил нас по Святым местам заместитель главы русской церкви в Иерусалиме. Встреча со Святыми местами оставляет неожиданное впечатление: вроде бы ты все видишь и воспринимаешь в трехмерном пространстве. Конечно, сначала невольно сравниваешь то, что уже знаешь — из библейских источников, из книг и фильмов, по великим полотнам художников. И сразу начинаешь понимать, что впечатление совсем другое, что все, что ты знал раньше, уже не имеет значения — ты все видишь заново. Недаром ведь говорят: лучше один раз увидеть. А потом включается четвертое измерение, зрение души, у которого другая, не внешняя память.

Мои друзья рассказывали, что нечто подобное случалось с ними в монастырях. Они вроде бы всё видят, слышат, запоминают в деталях приметы и устройство обители, но потом — как в тумане. Подобные отмеченные Богом места пробуждают в человеке внутреннее созерцание, и уже обычные детали, приметы реальные не западают в душу так сильно, как это ощущение чуда, загадки, чего-то потаенного…

Посетили мы и мечеть, стоящую на том месте, откуда Магомет вознесся к Богу. Там хранится святыня — коврик, на котором молился пророк. Фархад Бадалбейли, увидев этот коврик, бросился к нему, упал на колени и стал молиться. Местные охранники сразу же оказались рядом: коврик — это реликвия, к нему нельзя прикасаться. Переводчику пришлось объяснять: «Извините его, он такой верующий мусульманин, что не мог сдержаться». Потом я «поддел» Фархада: «Ты же партийный, что же ты?..» — «Все мы в душе всё равно верим в Бога».

В общем, Израиль поразил, но не утолил жажду. Наоборот, стал манить еще больше.

Второй раз мы поехали туда с Тамарой. В этой поездке с нами произошел странный, почти мистический случай. Наш любимый песик Чарлик, любитель погрызть Тамарины украшения, повредил и ее нательный крестик, немного погнул. Перед отъездом я сказал ей, что не надо брать этот крестик, лучше взять с собой другой. Но Тамара решила не менять его. И вот когда в Иерусалиме мы сошли к Гробу Господню, Тамара для освящения положила (как там обычно делают все) на него свой крестик, потом взяла его в руки и увидела, что он треснул. Разве это не мистика? Ведь крестик был твердый, лишь немного помят собачкой, не прокушен… Что за неведомая сила, энергетика витает над этими местами? Неспроста миллионы людей тянутся сюда, в Землю Обетованную…

Я горжусь тем, что у нас были дружеские отношения с Патриархом Всея Руси Пименом. Что бы про него ни говорили, как бы ни оценивали — служить ему выпало в трудные времена. Церковь, формально отделенная от государства, была под неусыпным контролем и партаппарата, и КГБ.

Пимен благословил меня. И с тех пор не раз удостаивал чести быть в нашем доме. Меня волновала одна деликатная вещь. По природным корням я мусульманин. Я спросил Патриарха Пимена:

— Не смущает ли вас моя иная религиозная принадлежность?

Он ответил прямо:

— Вовсе не смущает. Все мы — дети Бога. Все…

Мы тоже бывали у него в гостях и в Москве, и в Лавре. Как-то раз, это была весна 1984 года, когда Его Святейшество пригласил нас в Троице-Сергиеву Лавру, мы оказались свидетелями одного разговора.

Приглашение было прислано заранее, и мы приехали как раз в тот день, когда объявили о смерти Константина Устиновича Черненко. Мы сидели уже в кабинете Патриарха, когда раздался звонок из Кремля: просили по-христиански помянуть умершего Генерального секретаря ЦК КПСС. Удивленные, спросили:

— А что, такие заказы оттуда только сейчас стали приходить?

— Нет, так было всегда. И когда умер Брежнев, тоже звонили…

Возможно, это делалось по просьбе семьи, а возможно, и сами главные коммунисты-атеисты в глубине души все равно тянулись к Богу…

Память о Патриархе Пимене для нас с Тамарой священна. Московская патриархия нас не забывала — приглашала на праздники. Спасибо им за это.

Незаменимый Рашид Бейбутов! Именно так, с восклицанием. Человек незаурядный, личность во всем. Его голос не отличался силой, но был невероятно благозвучен. Тогда еще не знали, что такое петь в микрофон — все пели «живьем». Бейбутова было слышно до последней ноты, до последнего нюанса во всех уголках зала.

Фильм с его участием — «Аршин мал алан» — стал для меня откровением и потому, что там играл такой красавец, и потому, что там звучал такой голос. Тогда я был еще слишком мал, чтобы самому помышлять о пении, но после этого фильма, несомненно, в моем подсознании навсегда запечатлелось искусство Бейбутова. И кто знает, может, тогда же у меня и зародилось желание петь?..

Расскажу случай, о котором ни Рашид Меджидович, ни его семья не знали. Я тогда еще учился в школе. Мой дядя Хабиб (муж моей тетушки Тамар по линии деда) вдруг стал ко мне приглядываться. Дядя работал на киностудии, где в то время снимался фильм «Любимая песня» («Бахтияр») с участием Рашида Бейбутова. Режиссер, видимо, попросил найти мальчика, который был бы знаком с музыкой и смог сыграть Рашида в детстве. Дядя Хабиб решил, что я подхожу.

— Ты смог бы под пение открывать рот?

— Не знаю, не пробовал.

— Но ты же поешь в школьном хоре?

— Пою, а не рот открываю.