Борис Тененбаум - Великий Черчилль

И в-третьих – его речи, транслируемые по радио и перепечатываемые на страницах газет, были чем-то бесконечно более важным, чем упражнения в риторике.

И для сражающейся Англии, и для всего англоязычного мира.

Об этой стороне его деятельности уже в 60-е годы замечательно сказал другой американец – политически более удачливый, чем Уилки, – Джон Ф.Кеннеди:

« Не имея других ресурсов, Уинстон Черчилль мобилизовал английский язык – и поставил его на службу своей стране ».

Президент Рузвельт в его трудном деле – мобилизации общественного мнения Америки в пользу борьбы с нацизмом – получил поистине гениального помощника.

В декабре 1940 года Гитлер направил генералу Франко личное послание. Он настаивал на предоставлении германской армии транзитных прав на движение через испанскую территорию с целью захвата Гибралтара – и не позднее 10 января 1941 года.

Франко ответил отказом – вежливым и с множеством уверений в дружбе, но отказом.

Он ссылался на « объективные обстоятельства ». Главным из этих « объективных обстоятельств » была угроза действий британского флота.

6 февраля Гитлер повторил свою просьбу. В письме говорилось, что « сейчас, когда Германия и Италия ведут войну против Англии не на жизнь, а на смерть, не время рассчитывать на подарки. Судьба существующего в Испании режима тоже зависит от исхода этой борьбы ».

И дальше следовало обещание помочь зерном, нефтью и оружием « в пределах возможного ».

Письмо пришло дипломатической почтой в Мадрид – в тот же день, когда там стали известны и другие новости: о том, что маршал Грациани потерпел еще одно поражение в Африке, о том, что авианосец «Илластриес», объявленный немцами потопленным, благополучно прошел все Средиземное море, от Гибралтара до Александрии, и о том, что английский флот обстрелял Геную.

Потянув так долго, как только было возможно – почти три недели, Франко 26 февраля ответил, что, увы, он в настоящий момент ничем помочь не может.

Поход на Гибралтар против воли испанского правительства был возможен, но, по оценке Генштаба Германии, потребовал бы слишком большого отвлечения войск с Востока, из Польши и из Румынии.

Решили, что дело того не стоит.

В июне – июле 1940 года у Германии имелись следующие варианты ликвидации английской «занозы»:

1. Прямое вторжение. План с самого начала был принят как «демонстрация» – без достижения господства в воздухе над Ла-Маншем о нем нечего было и думать.

2. Разгром Англии с воздуха. После неудачи Люфтваффе в «Битве за Англию» от этого проекта отказались, оставив в действии только ночные бомбежки и рейды против английского судоходства.

3. Перенос фокуса войны на Средиземное море. Дипломатическая неудача с Испанией поставила крест на попытке захватить Гибралтар, а на захват Египта итальянцами надежды было мало.

4. Удушение Англии посредством морской блокады. Проект был принят, в основу – положен план адмирала Редера, касающийся атаки на английские линии морских коммуникаций, с присвоением военному строительству в этой области высокого приоритета. С другой стороны, атака на английскую морскую крепость на Мальте, на которой настаивал Редер, была отложена на осень 1941 года, « после окончания операции против России » – как Гитлер сказал в утешение своему адмиралу.

5. Атака на Россию с целью « лишить Англию ее последних надежд на континенте Европы ».

Этот план, получивший название « Барбaросса » и назначенный на весну 1941 года, был принят как основной.

Ранняя весна 1941 года не изменила противостояния Англии и Гepмании. Их война друг против друга продолжалась, но на « мировой шахматной доске » стали просматриваться новые мощные фигуры, и их появление ничего доброго Германии не сулило.

Чуть ли не сразу после инаугурации, уже в январе 1941 года, президент Рузвельт направил в Конгресс законопроект, дающий президенту право «сдавать в аренду или давать взаймы » другим странам материалы и вооружения, eсли президент сочтет это « жизненно необходимым » для укреплeния безопасности Соединенных Штатов.

Законопроект был как бы ответом на речь Черчилля в Глазго, в которой он употребил фразу, ставшую в дальнейшем очень известной:

« Дайте нам орудия труда – и мы закончим работу ».

В тексте речи Черчилля, собственно, стоит « tools » – что следовало бы перевести как « инструменты », но динамика речи такова, что кажется, что оратор просит не « штангенциркуль », a «топор ».

Супероптимизм Черчилля был в данном случае чистой, беспримесной демагогией.

У Англии кончaлись деньги.

Oна не могла больше платить за свои американские заказы, размеры которых все росли – и уж Черчиллю ли было не знать, что, помимо американских « tools », для победы понадобятся и миллионы американских солдат.

Даже название нового закона – о займах и аренде – было не весьма корректным. Речь шла не о займе, а о покупке – именно так и выразился военный министр Рузвельта Генри Стимсон при обсуждении дела в Сенате:

« We are buying… not lending. We are buying our own security while we prepare. By our delay during the past six years, while Germany was preparing, we find ourselves unprepared and unarmed, facing a thoroughly prepared and armed potential enemy» .

«Мы покупаем, а не даем взаймы. Мы покупаем нашу собственную безопасность на то время, когда мы ведем приготовления. Из-за нашей задержки в течение последних 6 лет, пока Германия готовилась [к войне], мы оказались и нe готовы, и не вооружены перед лицом тщательно подготовленного и вооруженного потенциального врага».

В устах министра обороны нейтральной страны это были сильные выражения.

Положение на Востоке тоже не радовало германскую дипломатию. Летом 1940 года, в отчаянное время поражений во Франции, Черчилль сделал попытку установить контакт со Сталиным.

Черчилль, 25 июня 1940 года – Сталину:

« В настоящее время, когда лицо Европы меняется с каждым часом, я хочу воспользоваться случаем – принятием Вами нового посла Eго Bеличества [сэра Стаффорда Криппса], чтобы просить последнего передать Вам от меня это послание…

В прошлом – по сути дела в недавнем прошлом – нашим отношениям, нужно признаться, мешали взаимные подозрения; а в августе прошлого года Советское правительство решило, что интересы Советского Союза требуют разрыва переговоров с нами и установления близких отношений с Германией. Таким образом, Германия стала Вашим другом почти в тот самый момент, когда она стала нашим врагом…

Я надеюсь, что при любом обсуждении, которое Советское правительство может иметь с сэром С. Криппсом, у вас не будет оставаться никаких неясностей по поводу политики правительства Его Величества или его готовности всесторонне обсудить с Советским правительством любую из огромных проблем, возникших в связи с нынешней попыткой Германии проводить в Европе методическую политику завоевания ».