Невил Исделл - Внутри Coca-Cola. История бренда № 1 глазами легендарного CEO

Иногда мы проводили выходные на реке Рейн, пейзажи которой как будто вышли из детских книжек с картинками, а однажды остановились в реконструированном замке XII века; его владелец сам выглядел так, будто он из XII века. Еще один памятный уикенд мы провели на Зюльте — модном острове Северного моря, где побывали все, кто хоть что-нибудь собой представляет. Тамошнюю публику легко узнать и запомнить, поскольку, гуляя по пляжам, вы обнаружите, что отдыхающие не отягощают себя какими-либо купальными костюмов. Хотя некоторые люди все же были полностью одеты, и мы в том числе. Памела верно подметила, что большинство раздетых немного староваты, чтобы кого-либо увлечь. Помню, как я стоял, прилично экипированный, в очереди за мороженым между двумя довольно-таки голыми, весьма загорелыми и слегка пухлыми дамами. Две абсолютно голые пожилые пары подошли друг к другу на пляже. Они явно были друзьями, поцеловали друг друга в щеки и поприветствовали друг друга на вы. Выдающиеся части их тел колыхались при каждом движении. Несмотря на такую «открытость», они еще не были du-друзьями.

В холодный зимний день 1987 года мы даже смогли совершить однодневную поездку за Берлинскую стену. Мы с Памелой и Карой отправились туда вместе с немецким коллегой по Coca-Cola Георгом Фляйшером, его женой и дочерью. Георг бежал из Восточной Германии после Второй мировой войны, перебравшись через заграждение с колючей проволокой. Он отвечал у нас за поставки в коммунистические страны Восточной Европы, а также в Турцию. Это было совсем небольшое подразделение, которое занималось в основном бартером, поскольку коммунистические валюты свободно не обращались на мировом рынке. Coca-Cola обменивала свою продукцию на продукцию коммунистической страны, а затем продавала ее на Западе, таким образом получая средства, которые позволяли импортировать концентрат для производства наших напитков. Весьма сложный и неудобный процесс, поскольку очень немногие продукты Восточного блока пользовались спросом на Западе. (Одно из ярких исключений — русская водка «Столичная», которой, к сожалению, могла торговать только Pepsi.)

Мы наняли водителей, которые перевезли нас через границу в разных машинах. Георг и его семья поехали через один КПП, поскольку они были гражданами Германии, мы — через другой, печально известный КПП «Чарли». И это был леденящий опыт — тщательный, интенсивный обыск длился почти сорок пять минут. Все деньги нужно было обменять на восточногерманские марки, а те, что вам не удавалось потратить до возвращения на Запад, запрещалось брать с собой.

Георг провел нас по району, где жил в детские годы. Там еще оставались разбомбленные зоны, хотя после войны прошло уже больше 40 лет. Две сестры Георга жили в Восточном Берлине, обе были замужем за высокопоставленными партийными чиновниками.

«Теоретически мы могли повернуть за угол и встретить твою сестру и твоего зятя, — сказал я Георгу. — Что бы ты сделал, если бы такое случилось?»

«Мы бы оба прошли мимо, не оглядываясь, — ответил он. — Не в моих интересах и не в интересах Coca-Cola контактировать с ними. И уж тем более — опасно для них». Это было самым жутким — одна лишь мысль, что можно пройти мимо собственной сестры, даже не взглянув на нее. После падения Стены я спросил Георга, возобновил ли он контакты с родственниками. «Да, — ответил он. — Но я с ними не вижусь, у нас нет ничего общего. Мы совершенно разные люди».

Мы погуляли по Восточному Берлину, пообедали в главном отеле, где пища была очень низкого качества и весьма скудная. Мы хотели потратить свои восточногерманские марки до возвращения, но покупать было почти нечего. Наконец, мы нашли какие-то никудышные сувениры. Меня поразила мысль: здесь нет экономики. Здесь нет рекламы. Здесь серо и темно — какое-то безвоздушное пространство. Как можно так существовать? Мы вернулись к границе, и я вздохнул с колоссальным облегчением, проходя через нее. За Берлинской стеной ты чувствовал себя совершенно подавленным.

В девять лет Кара вдруг решила, что хочет быть английской девочкой в английской школе-пансионе, и мы записали ее в школу «Мойра Хаус» в Истбурне. Мы ужасно по ней скучали и приезжали на выходные. Но в начале 1989 года пришло время снова переезжать и снова на другой континент, и теперь Каре предстояло сменить ее британский выговор на тягучий южный.

Хотя я рассматривал свою работу в Германии отчасти как провал, поскольку мы так и не консолидировали разливочные предприятия полностью, в Атланте, похоже, думали иначе. Осенью 1988 года, всего лишь через три месяца после того, как я помог снять трения между штаб-квартирой и Бразилией, мне предложили должность в Атланте. Я должен был стать президентом группы по Восточной и Северной Европе, Советскому Союзу, Африке и Ближнему Востоку — всего 79 стран.

Нам было жаль покидать Германию, но впервые со времен ЮАР у нас появилось бы постоянное место жительства. Нам с Памелой всегда нравилась Атланта, мы считали ее одним из самых приятных американских городов: чудесный теплый климат большую часть года, масса деревьев и озер, южное гостеприимство. И по сей день у нас там есть дом.

В последнюю неделю перед отъездом из Германии Георг, теперь мой подчиненный, отвез меня в Турцию, одну из стран на моей новой территории. Мы намечали ознакомиться с реальными возможностями этого рынка, а также встретиться с человеком, которого Георг очень уважал. Так я познакомился с молодым и многообещающим региональным менеджером Мухтаром Кентом. Тогда я не мог и предполагать, что вскоре Мухтар станет одним из самых ценных моих помощников.

Мир — и мой мир — вот-вот должны были резко измениться.

Вскоре после переезда в Атланту я оказался на борту корпоративного самолета, летевшего в Саудовскую Аравию. Меня вызвали на совещание с принцем Файсалом.

Саудовская Аравия изгнала Coca-Cola в 1968 году, когда Лига арабских государств объявила бойкот компаниям, ведущим дела с Израилем. Хотя бойкот постепенно сходил на нет и Coca-Cola спонсировала мировой молодежный чемпионат по футболу в феврале 1989 года, проводившийся в Саудовской Аравии, юридические споры мешали нам построить там разливочный завод. Даже для поставки продукции на чемпионат требовалось получить лицензию импортера.

Семья Каки, которой принадлежали разливочные заводы в Саудовской Аравии до бойкота, утверждала, что за ней все еще остались эти права, с чем Coca-Cola не соглашалась. Дело осложнялось тем фактом, что в отсутствие Coca-Cola Каки выпускали продукцию под собственным брендом Kaki Cola, к несчастью, Coca-Cola поставляла для этого напитка концентрат, хотя и не оригинальной формулы.

По окончании бойкота Coca-Cola передала права на розлив весьма уважаемой и состоятельной семье Олайян, но юридический конфликт с семьей Каки разрешался очень медленно. Джефф Ансворт, тогда отвечавший за операции Coca-Cola на Ближнем Востоке, не слишком расположил меня к себе, когда повторил фразу бывшего пресс-секретаря Белого дома Марлина Фитцуотера: «Если вы имеете дело с Ближним Востоком, то ждать 2000 лет — нормально». Простите, но для меня это слишком долго.