Юрий Сушко - Друзья Высоцкого

Макаров часто менял места ночлега, располагая несколькими «берлогами»: дома в Подмосковье и в Тверской области, совместная с законной женой Людмилой четырехкомнатная квартира на Кутузовском проспекте, та самая проклятая квартира на улице 26 Бакинских комиссаров, где он и был убит. Плюс к этому Артур Сергеевич снимал жилье на проспекте Вернадского. Но при всем многообразии мест обитания он был прописан по совсем другому адресу. И даже в другом государстве – в Украине.

Его постоянную настроженность и подозрительность отмечали многие знакомые. Стало быть, убить Макарова могли лишь те люди, которым он доверял. А доверял он мало кому… Но, видимо, своих ночных гостей считал друзьями, коль сам открыл им дверь, проводил к столу с закусками, приготовил напитки. А затем хозяин оказался на полу со связанными нейлоновым шпагатом за спиной руками. Жертву явно пытали. В квартире все было перевернуто вверх дном, царил страшный беспорядок, по полу разбросаны вещи, разбита посуда. Преступники перерыли весь дом, но почему-то не тронули крупные суммы долларов и рублей. Не похитили дорогие картины. Убийцы искали нечто другое. И, видимо, нашли. Во всяком случае, потайной сейф, о котором знали считаные единицы людей, был профессионально вскрыт…

Дни тянулись за днями, а конца работе по уголовному делу № 2261947 не было видно. Потом дубоватый следователь прокуратуры Ревазишвили, который курировал его, попался за взятке. Дело временно приостановили, а затем вновь принялись за поиски убийц. Но все было напрасно. «Висяк висяком», – вздыхали профессионалы. В общем, темная, запутанная история так и закончилась ничем. Преступников не обнаружили. Дело закрыли.

…Рассказывают, когда 25 июля 1980 года случилась страшная трагедия с Владимиром Высоцким, одним из первых на Малую Грузинскую примчался именно Артур Макаров. И, обнаружив там его друзей, пребывавших в полной прострации, тут же по-хозяйски взял все горестные предпохоронные бесчисленные хлопоты в свои руки. Многим из последнего окружения Высоцкого жутко не понравилась подобная деловитость и распорядительность. «Да кто он такой, что он себе позволяет?..» – еле ворочая языками, возмущенно вопрошали «самые близкие». А Артур делал свое дело, отмахиваясь от слюнявых предложений посидеть, выпить, помянуть, погоревать, какого человека все они потеряли. Он, наблюдая за жизнью друга в последние годы как бы издали, со стороны, чувствовал: «Из-за своей болезни Володя был окружен людьми другого – особого сорта… Наверное, каждый из них был хорош для него и нужен… Но Володя отлично знал им всем цену».

Позже, разбирая рукописный архив друга, он наткнулся на неизвестное ему стихотворение, которое подтвердило его догадку:

После смерти Высоцкого он не предал Марину Влади, не отвернулся от неожиданно возникших проблем. Вместе обсуждали, что делать с долгами. И когда встал вопрос: кому этим вплотную заняться, Марина сказала: «Артур, кто, если не ты?» Хотя он отнекивался, она тут же выписала доверенность на имя Артура Макарова. И он взвалил на себя этот крест – выплачивать долги Высоцкого. «37 тысяч 800 рублей, – говорил Макаров. – Продав обе его машины, я выплатил их, и все друзья, товарищи и знакомые… эти выплаты приняли. Лишь скульптор Зураб Церетели отказался получать долг в пять тысяч рублей, заметив при этом, что в Грузии, если умирает друг, то в его семью деньги несут, а не выносят».

А остальные…

– …Ох, я, наверное, не вовремя? – замялся в дверях Высоцкий. – А вы уходите, да?

– Володя, ты для нас всегда вовремя! – засмеялся Андрей Донатович. – Просто мы сейчас собираемся на день рождения к Юлику. Ты так неожиданно…

– Так телефона-то у вас нет.

– Ну, тут уж вины нашей нет, Володя. А ты как, в театр или из театра?

– Да нет, сегодня как раз образовался свободный вечер, решил заскочить. Хотел кое-что новенькое показать…

– Вот же черт, как нескладно. – Синявскому явно не хотелось отпускать своего гостя.

– Андрей, чего ты маешься? – вмешалась в разговор Маша, жена хозяина дома. – Володя, коль ты свободен, пошли с нами. Даниэль тебя любит, будет очень рад. Твое появление будет для него приятным сюрпризом. А мы будем считать тебя нашим подарком имениннику. Что скажешь?..

– Так я, как пионер…

– А давай мы его еще и розовой ленточкой перевяжем, – предложил повеселевший Синявский.

– Ага, и горн в руки, – не удержалась Мария Васильевна.

– Лучше уж гитару, – взмолился Высоцкий.

Пока от Хлебного переулка добирались до «лежбища» именинника на Маросейке, Синявский выспрашивал у своего бывшего студента, как ему служится в новом театре, о котором сегодня вся Москва шумит, считая, что Любимов скоро «Современник» за пояс заткнет… А попутно сетовал, что самому выбраться на Таганку грехи земные не позволяют – институт, студия, «Новый мир», библиотека, письменный стол, Машка в декрете, крутиться надо, ты, как отец семейства, сам должен понимать, у тебя ведь уже два пацана? То-то и оно… Так что я, можно сказать, последние деньки на воле догуливаю, сказал Андрей Донатович и, спохватившись, ругнулся, чуть слышно добавив что-то вроде: «Тьфу ты, прости, Господи, типун мне на язык…»

В доме Юлия Даниэля было, как всегда, многолюдно, шумно, весело и безалаберно. Подле именинника суетилась очередная пассия, подкладывая ему в тарелку очередную порцию оливье. Маша, пристроившись рядом с мужем, любовалась виновником торжества: «Ох, блядун… Гусар, поэт, красавец! И, главное, всех своих баб искренне любит. И расстается умело, не оставляя после себя несчастных…» Андрей Донатович помалкивал, тихо усмехался в бороду, угадывая Машины мысли. А главный «подарок» имениннику, и впрямь опоясанный атласной ленточкой, был в центре внимания, хотя и сидел где-то с краю стола. И когда Высоцкий впервые запел нам песню про Нинку, которая жила со всей Ордынкою, вспоминала Мария Розанова, глубокие собачьи брыли на Юлькиной морде вдруг разгладились, личико посветлело, он зашевелил губами, будто заучивая про себя слова, а когда Высоцкий, кончив, прихлопнул рукой струны, Юлька мечтательно повторил: «И глаз подбит, и ноги разные – а мне еще сильнее хочется», и резюмировал: «Вот так надо любить женщин!..»