Юрий Сушко - Друзья Высоцкого

«Потом начался странный процесс ремиссии, – продолжал рассказ Юлиан Семенов, – и Левон неожиданно для всех стал прежним Левоном, когда вместе учились, ездили танцевать в «Спорт», устраивали шумные «процессы» в молодежном клубе, который помещался в церкви на Бакунинской, и сражались в баскетбол с Институтом востоковедения в спортивном зале «Крылышек»… «В больницу, – подхватывал нить «истории болезни» Михаил Туманишвили, – мы не просто приходили и навещали – мы его похищали… То домой, то в шашлычную… А Лева все спрашивал: «А где Володя?» Лева жутко переживал это…» Кеосаян подозревал Высоцкого в черствости: «Кочарян болеет месяц, два, три – Володя не приходит. Однажды Лева мне говорит: «Знаешь, Володя приходил. Принес новые стихи – потрясающие!» И начал мне про эти стихи рассказывать. А Володя ведь не был в больнице, просто кто-то принес эти стихи… А в конце громадный Лева весил, наверное, килограммов сорок. И вот однажды он мне говорит:

– Хочу в ВТО! Хочу и все!

Поехали, сели за столик, заказали. Смотрю, проходят знакомые люди и не узнают его. Леву это поразило:

– Слушай, Кес, люди меня не узнают. Неужели я так изменился?!»

«Когда Левон почувствовал, что ремиссия кончается, – продолжал скорбную хронику Юлиан Семенов, – и постоянная слабость делает тело чужим, и что большая, осторожная боль снова заворочалась в печени, он отказался лечь в больницу, попросил после смерти его кремировать («Нечего вам возиться со мной, теперь места на кладбище дефицит») и еще попросил накрахмалить полотняную рубаху с большим воротником и синим вензелем ООН на правой стороне… Он так и умер: рано утром проснулся, попросил… надеть на него полотняную рубаху с большим, модным в этом сезоне воротником, посмотрел на свои руки и сказал: «Какие стали тонкие, как спички, позор экий, а?» Потом ему помогли перейти в кресло – к окну. Он посмотрел на свою тихую улицу, вздохнул и сказал:

– Ну, до свидания, ребята…»

Гражданская панихида по Левону Суреновичу Кочаряну состоялась в конференц-зале киностудии «Мосфильм» 16 сентября 1970 года. Провожавшие его в последний путь видели: Левон лежал в гробу – маленький и желтый, с припудренным лицом и совсем не похожий на себя. Одному из своих друзей еще за пять лет до своей смерти Левон Суренович говорил: «Я отдам концы в сорок… Смейся, смейся, дуралей!.. Я живу чувствами. И вот смотрю тебе в глаза и чувствую, что ты думаешь, но выразить этого не умею. Умел бы – стал бы гениальным режиссером. Поверь, дорогой, мне: в сорок я сыграю в ящик….»

Народу было великое множество. И совсем не обязательно из мира кино. Даже Миша Ястреб пытался прорваться, размахивая на проходной студии справкой об очередном освобождении, а его не пускали. Но вышел кто-то с красной книжечкой и провел его к гробу. Ястреб всхлипывал: «Гады живут, боги умирают…» Поминали Леву в старом доме на Большом Каретном. Большая квартира не вместила всех, кто пришел помянуть, люди стояли на лестничных площадках, просто сидели на ступеньках.

Тем не менее смерть Кочаряна окончательно и закономерно расколола некогда крепкое и, казалось бы, непоколебимо стойкое и единое сообщество, команду. Хотя первые признаки легкой отчужденности были заметны еще с середины 60-х годов. Не могли быть случайными горькие строки, проскальзывавшие в письмах Высоцкого Игорю Кохановскому, уехавшему в далекий Магадан: «Васечек! Друзей нету! Все разбрелись по своим углам и делам. Очень часто мне бывает грустно, и некуда пойти, голову прислонить. А в непьющем состоянии и подавно…» Или такие: «Часто ловлю себя на мысли, что нету в Москве дома, куда бы хотелось пойти…».

Через десять лет после смерти Кочаряна – в июле 1980-го – точно так же гибель Владимира Высоцкого разорвет круг его самых близких друзей.

Что же касается черствости… Испытывая чувство вины перед ушедшим другом, Высоцкий пытался объяснить: «Я вообще не ходил: ни когда Левон болел, ни в больницу, ни на панихиду – никуда. Я не мог вынести, что он – больной… Я не смог видеть Леву больного, непохожего… Лева – и сорок килограммов весу… Я не смог!»

А разве не было чувства вины перед Левоном у других его друзей? На похоронах Кочаряна не было и Андрея Тарковского. 14 сентября 1970 года в своем дневнике он записал: «Сегодня на студии Юсов сказал: «Умер Лева Кочарян». Ужасно. Как-то на душе нехорошо. Может быть, оттого, что мы были в результате нашей могучей совместной деятельности по поводу «Шанса» недовольны друг другом. Разошлись, в общем, тогда, когда он был болен уже. Скверно. Почему-то чувство вины перед ним не дает покоя. Хотя сделал я все, чтобы помочь ему в том, в чем я мог. Но все-таки мы долгое время были близкими людьми. На похороны я, наверное, не пойду. Ему все равно теперь, а делать вид – не хочется».

Осталась неразгаданной еще одна дневниковая запись Андрея Тарковского, сделанная им ровно за неделю до смерти Левона Кочаряна: «Мне кажется, что Артура Макарова я раскусил. Очень слабый человек. То есть до такой степени, что предает себя. Это крайняя степень униженности…»

Следственная бригада, сформированная прокуратурой по делу об умышленном убийстве гр-на Макарова Артура Сергеевича, дотошно, шаг за шагом, восстанавливала события последних лет жизни покойного, пытаясь обнаружить возможные мотивы преступления. А их, как оказалось, с лихвой хватало.

Было установлено, что накануне убийства, 2 октября в 10.30, личный водитель Макарова Владимир Мочалов заехал за «шефом» на дачу в Песках. В Москве Артур Сергеевич до 17.00 посетил несколько магазинов. Приехав домой, на улицу 26 Бакинских комиссаров, он отпустил водителя. Вечером на улице Вавилова, 5 Макаров встретился со своими старинными приятелями – генеральным директором совместного предприятия «Квинт» Тариэлом Джапаридзе и режиссером студии «Грузия-фильм» Михаилом Калатозишвили. Последний собирался утренним рейсом в Тбилиси на похороны бабушки. За упокой выпили по 15 граммов. Около полуночи Калатозишвили отвез друга на квартиру Жанны Прохоренко. Сыщики установили, что в два часа ночи Артур Сергеевич определенно был еще жив, что подтверждалось его звонком в Париж своей секретарше, которую он поздравлял с поступлением в тамошний университет…

На следующий день с утра Макаров собирался ехать в свою фирму. В 11.00 за ним, как обычно, заехал водитель. На его настойчивые звонки никто не реагировал. Подумав, Мочалов отправился в соседний дом, где проживала дочь Прохоренко Катерина, у которой должны были быть ключи от квартиры матери. Далее, как уже известно, поступил тревожный звонок в дежурную часть ОВД Западного административного округа столицы…

В целом Артур Сергеевич слыл довольно успешным киносценаристом, отдавая предпочтение приключенческому жанру. Кроме того, нередко перелицовывал свои криминальные сценарии в небольшие повести, которые публиковал обычно в ежегоднике «Поединок». В толстых журналах время от времени печатались его рассказы. В 1982 году, после долгих лет ожидания, вышла в свет его первая книга «Много дней без дождя».