Борис Стомахин - Буреполомский дневник

12–47

А убивать их, и вообще сопротивляться, между тем это быдло боится. "Лучше язык в жопу засунуть и как–нибудь, потихоньку, а то загонят ещё чёрт знает куда", – сказал мне сейчас один из них, не самый худший, не уголовник, случайно попавший мужик 60 лет. Не дословно привожу фразу, но "язык в жопу" – это дословно. А то, мол, он боится УДО не пройти. Как будто ему кто–то обещал, что в состоянии "язык в жопу" он его пройдёт...

13–02

Чувство бессильной ярости, отвращения к себе и к миру и смертельной усталости после произошедшего. Что можно ИМ сделать в одиночку, когда вокруг одни трусливые рабы? Только попасть в ШИЗО, – даже за откровенно сказанное "мусору" в глаза всё, что хочется сказать. А на воле? Там тоже сплошное трусливое и рабское быдло, и там, делая что–то в одиночку, – можно только попасть сюда, в зону. Хоть в этом моя совесть спокойна, что ТАМ я не молчал...

Впрочем, если уж совсем припрёт, – на воле можно обвязаться взрывчаткой и пойти взрывать какое–нибудь их "отделение милиции". А здесь? Ну, здесь одного–то "мусора", удачно выбрав момент, можно убить и в одиночку. Как–нибудь исхитриться, зайдя сзади, – заточкой в шею или вот той железной тяжёлой трубой со всей силы по затылку.

15–15

"Джинсы синего образца". Прекрасный заголовок, блин, для материала о сегодняшнем беспределе. Жирное чмо в погонах так велело записать "неположенные" джинсы на одном из "обиженных".

Прекрасный тёплый день. На улице уже даже жарко. Достал и надел прошлогодние (куплены ещё в 2005–м) старые мокасины, – все зашитые–перезашитые уже здесь. Но хорошо, что хоть они есть. Стали каждый день опять отключать свет, – ненадолго, правда. После шмона вырубили, после обеда включили.

А в общем – достало всё так, что сил нет. Как же мне всё–таки когда–нибудь им отомстить за всё это?!

11.4.08. 9–00

Глухая тоска без причины

И дум неотвязный угар...

Увы, тут она совсем не без причины. Всё никак не могу я, видимо, отойти от вчерашнего. Да ещё с сукразитом непонятная проблема, – как его теперь получать; эти выродки в погонах придумали все лекарства (и сукразит у них тоже идёт как лекарство), привозимые родственниками, выдавать только по назначению врача, привезённому из дому!.. Совсем рехнулись, суки!..

В общем, это даже скорее не глухая тоска, а глухая ненависть. "К державе – ненависть глухая", как у Некипелова. За один этот мой носовой платок, календарик и листок с записями, демонстративно брошенные "мусором" на грязную землю во время вчерашнего шмона по карманам на выходе из барака, – я бы, не задумываясь, своими руками перестрелял, одной пулемётной очередью выкосил бы ВЕСЬ личный состав администрации ФГУ ИК–4 Нижегородской области. Легко и с огромным удовольствием расстрелял бы их всех, от Милютина (начальника) и его замов, – до последнего "контролёра". До тётки в форме из спецчасти. Всех!

Душит глухая, непроходящая ярость и ненависть к ним ко всем! О, боже, если бы кто знал, КАК я их ненавижу, – и это тупое, рабское, покорное трусливое быдло, над которым можно безнаказанно издеваться как угодно, оно никогда всерьёз не восстанет и уж тем паче не вступится за таких, как я, – и этих, которые издеваются, живую силу противника, представителей враждебного государства РФ, с которым с 1.1.2000 года я себя считаю в состоянии войны...

12.4.08. 18–50

Наш с Ленкой день. День нашего знакомства. 6 лет назад, в 2002 году. Заяц мой нежнейший... Как сейчас, как наяву вижу всю эту сцену, этот вагон метро, вспоминаю всё это каждую годовщину... Прелестное создание. Помню, как носил её на руках, в самом буквальном смысле: брал и уносил из кухни в комнату, на её диван. А один раз – в лесу... Получила ли она уже мою открытку с этим днём, посланную 31 марта?

Тоска, тоска, тоска. Не три года уже сидеть, – 2 года 11 месяцев и неделю. 153 недели и 1 день. Великое, блин, свершение, – перевалил всё–таки рубеж этих трёх оставшихся лет...

14.4.08. 8–40

Редчайший случай: сегодня, в понедельник, удалось не выйти на зарядку. Отрядника не было, Макаревич в эту ночь, видимо, не дежурил, а один–единственный контролёр (тот самый подонок, что бросал на землю мои вещи при шмоне) дошёл до нас, когда зарядка уже кончилась. Очень удачно, – тем более, на улице опять сильно похолодало, ледяной ветер, замёрзшие с утра лужи. Рано обрадовались весне... А ведь недели не прошло, как уже ходили по "локалкам" в майках и даже без них, – загорали...

Тоскливое оцепенение какое–то. Да, вроде давно привык, и всё же... Просыпаться каждое утро в этом бараке, ещё затемно, до подъёма, – и осознавать снова и снова, что ты в могиле, что кончена жизнь, что отсюда не вырваться, и возврата к прошлому, и вообще ничего хорошего в будущем уже не будет. И эти дни, недели, считаемые до конца срока – 153 недели, 1070, что ли, дней, – они всё равно ничего не обещают хорошего. Как всё – кажется – будет легко, просто и хорошо, когда всё это переживёшь – и выйдешь отсюда! А вот попробуй–ка всё пережить – и дожить до этого дня! Попробуй, если хватит сил...

Тоскливая безнадёга

На 1000 дней вперёд...

12–35

Из беспредельного страдания рождается только беспредельная ненависть, и ничего больше. Иначе и быть не может.

14–42

Нет, что удумали, мрази!.. Выродки!! Звонил сейчас матери, – она сегодня же, по моей просьбе, дозвонилась нашей местной врачихе, Тамаре Дмитриевне, насчёт сукразита. Оказывается, всё ещё хуже, чем я думал: теперь его не только выдают через больницу, но только тем, у кого официально сахарный диабет, со справкой от врача! Это притом, что ещё недавно и о больнице речи не было: осенью его принимали просто в составе продуктовой передачи. И при том, что сахар–то тут запрещён настрого, на этой трижды распроклятой зоне, – видимо, потому, что эти выродки уголовники гонят на нём самогон. А теперь вот и сукразит запретили, – то есть, сладкого чаю попить здесь становится вообще нереально???!!! Потому что без сахара я его пить не буду, терпеть не могу, и вприкуску с карамельками, как тут принято, – тоже не буду. Мрази! Что же делать? Только вроде избавился от сечки этой вонючей, стал получше питаться, – вместо утренней сечки, вернувшись в барак, попить чаю с бутербродами... Что, теперь всухомятку их есть? Впрочем, в этой проклятой стране возможен и не такой идиотизм...

А сигареты воруют у меня теперь прямо уже из баула, стоящего под шконкой. Сегодня полез – в чёрном пакете была завязана коробочка из–под "гуманитарки", полная почти до половины. Что ж вы думаете? – 6 сигарет в ней осталось. Так что завтра вполне могут разворовать и всю жратву, в этом бауле хранящуюся. Вот тебе и "избавился от сечки", перешёл на бутерброды...

15.4.08. 21–42