Борис Стомахин - Буреполомский дневник

16–35

Нет, он все–таки оказался честнее, чем я о нем думал, этот старый пройдоха и скандалист: он принес мне сегодня перед обедом четки. Правда, они оказались хуже, чем я хотел: не с кожаным хвостиком, а с нитяным, который от постоянного лежания у меня в кармане будет все время мяться, путаться и трепаться. К тому же, на тугой моток ниток, к которому приделана эта кисточка, надет по–простецки совершенно там неуместный наконечник от ручки, блестящий “под металл”. Идиотизм, право слово! Сколько видел лагерных и тюремных четок – у всех кисточки кожаные, а тут... Если найти этого узбека, который делал, – не попросить ли его потом сделать еще одни, позатейливее и с кожаной кистью? А уж мысль вообще коллекционировать их, пока сижу здесь, приходила мне в голову не раз. Есть много разных, – красивых, изящных, разнообразных; дарить их, конечно, никто не будет, но, м.б., можно их покупать у владельцев, если не очень дорого?..

И со связью вопрос прямо с утра решился: я сказал ему утром же, при первой же встрече, в ответ на его “доброе утро”, и он после завтрака принес мне свой “другой” телефон, – оказывается, кого–то закрыли на 10–м (2–й этаж над нами), и “трубу” оставили у нас, до 26 апреля. А потом пришел и сам владелец “моей” “трубы” с 8–го, и я позвонил матери. Так и есть, – она психовала и сходила с ума от волнения весь вчерашний день, что я не звоню, – всего–то 1 день не позвонил, и вот уже!.. Не зря и я тут так нервничал из–за этого вчера и сегодня, – как чувствовал...

21.4.08. 8–35

Вот уже который день – сплошная непогода и хмурь. Вчера еще проглядывало солнце, а сегодня с утра – дождь. До завтрака еще моросил мелкий, а сейчас вот – выходил только что на крыльцо – льет уже довольно сильный. Если не утихнет до 12–ти, до начала 1–го – то и на проверке стоять придется под этим дождем...

Вчера вечером опять ходил на 8–й барак, к Гоше. Еле успел, вернувшись, одеться и пройти 2–3 раза по двору, – пришел “мусор” и началась проверка. Там, на 8–м, посидели, попили с ним чаю, он меня сфотографировал на камеру в мобильнике пару раз (просила, видимо, Е.С., она и меня об этом же просила), позвонил еще раз матери. Г. просил мать (звонил ей сам! Еще днем...) положить денег на его номер; она положила. Я, не зная еще, что клала именно она, спросил, есть ли деньги на телефоне и решил позвонить Ленке моей. С замиранием сердца, с волнением, – вот, сейчас услышу ее голос, впервые почти за год!.. Нет, увы, – длинные гудки, как обычно. Она дома, конечно, – где ей еще быть в 9 вечера? Но не подходит упорно к телефону. Чучундра этакая!.. :))

Сегодня ровно 2 года и 1 месяц, как я сижу. 2 года и 11 месяцев еще осталось...

17–40

А между тем, понедельник этот проклятый дался на сей раз даже слишком тяжело. С утра, по традиции, пришлось выйти на зарядку, – явился отрядник. После обеда – вызвали в спецчасть. Я знал заранее, зачем: пришло извещение, что 25–го апреля будет рассматриваться кассация по отказу в УДО 7 февраля. Я узнал об этом еще дня 2 или 3 назад от матери, которая дозвонилась в Нижегородский облсуд.

Вызывают в спецчасть к 15–00; реально тетка, выдающая бумаги, приходит не раньше 15–15, а я пошел сразу после обеда, из столовой. Обед же сегодня, как назло, кончился рано – в 14–30. Пошел, чтобы не ходить туда–сюда, не искать потом “общественника”, не торопиться, не ждать, и т.д. Так что в общей сложности, придя практически первым, я я провел там с 14–30 до 17–00 – 2 с половиной часа. Очередь набралась только после 15–00, и, как всегда, народ грубо спихивал с крыльца, даже ногами пытался пинать какой–то выскочивший из штаба крохотного роста офицерик, убить которого всей стоявшей там толпой (даже не просто убить, а порвать на клочья!!) было бы делом 5–ти секунд... Замерз, устал, на обе ноги – и здоровую, и больную – не мог уже наступить под конец. Рука, державшая палку, в одной и той же позе 2,5 часа, онемела настолько, что я не мог нормально даже расписаться на этой проклятой бумаге, – вышли какие–то каракули, а не подпись. До барака я доплелся аккурат к выходу всей толпы уже на ужин, и поплелся еще туда (хотя свободно мог бы не ходить, – кислый, малосъедобный “рассольник”–концентрат все равно я не ем). Вот, приполз только что “домой”, а через час, к 19–00, надо плестись опять, – с 19 до 20 ч. – заказан по ГУИНовской карточке “официальный” телефонный разговор с Е.С. И опять, как обычно, одна сторона в этом разговоре не будет почти совсем слышать другую, – или я ее, или она меня. И опять стоять на улице , на промозглой сырости и холоде, – ждать...

22.4.08. 9–11

Все получилось вчера еще глупее, чем я думал: не смогли по этим ГУИНовским телефонам сюда вообще дозвониться; в 19–40 Е.С. позвонили и сказали, что связи с Буреполомом нет. Почему – абсолютно неясно; свет был, телефон здесь не был занят. Перенесли на 29–е, – это день короткой свиданки с матерью, так что не особо удобно.

Пока я стоял там и ждал, со стороны поселка надвинулся на дальний край зоны туман, – давно я его не видел наяву, еще с воли, с последних поездок на теплоходе еще в 2005 году. Да такой густой, – утром, когда я вышел на крыльцо барака, в тумане был даже наш двор, не говоря уж про вышку караульную справа...

Вчера так и не дозвонился Карамьян, – сперва когда я ушел на этот несостоявшийся разговор, а потом, уже после отбоя, в 22–40, – на 10–м был “мусор”, так что “трубу” мне не дали. Позвонил ему сейчас, с утра – он точно едет ко мне на свиданку с матерью, мотивируя перед начальством тем, что – анекдот! – едет на чью–то свадьбу.

Бессилие и тоска, бессмысленное прозябание вместо жизни, – не только у меня, а у всех! И здесь, и на воле. Боже, кто бы знал, как я ненавижу эту толпу жалких, трусливых рабов, ничтожеств, генетических холопов, претендующую называться народом. В ответ на издевательства власти, на угнетение и бесправие, – настоящий НАРОД должен давать отпор! Иначе это не народ, а сброд, толпа рабов. Должно быть вот именно так, как описано у Солженицына в “Красном колесе”. В “Марте 17–го”: из толпы демонстрантов в полицию, стоящую заслоном на пути, должны стрелять! Да, брать с собой револьверы – и стрелять, и убивать их, чтобы они падали на наших глазах убитыми, все эти ОМОНовцы и прочая сволочь. Правда, сейчас они в бронежилетах, так что это труднее, – но все равно это возможно; да хотя бы по ногам им стрелять, чтобы они двигаться не могли...

Должна литься кровь! Потоками, морями, – вражья кровь! Христианскому милосердию, состраданию и всепрощенчеству, слюнявому гуманизму и слюнявой доброте, составляющей самую суть убеждений Е.С., не место н этой страшной войне, которую мы должны начать – и выиграть! Точнее, она уже начата, – разве такие приговоры, как мой, не есть ВОЙНА , тотальная война государства против свободы и прав личности?! А когда нигде, ни в одном суде, ни одной инстанции и юрисдикции, нельзя добиться правды, когда вся судебная система страны замкнута одной общей круговой порукой и судит тебя по сфабрикованным обвинениям, и сажает, и ничего нельзя сделать, – разве это не тотальная война государства против прав личности?