Людмила Бояджиева - Марина Цветаева. Неправильная любовь

Улизнув от своих коллег в Лозанну, он чувствовал давно забытую легкость и молодцеватую удаль — впереди новая жизнь. И Гертруда вдруг нашлась — чудесная встреча с юностью. У цветочницы на углу он купил белые астры и по привычке, глянув в стекло витрины, заметил мужчину с газетой. О, этот тип НКВДешников он отличал безошибочно. Значит — хвост. Значит — затея с письмом провалилась. Слежку не постарались скрыть. Гертруду подставили. Значит — обложили со всех сторон. И… вытекает из этого всего, что жить осталось часа три. Не густо для обеда с дамой и лирической прогулки… Мгновенно в голове Игнатия пронеслись все варианты спасения — и все кончались одинаково — переиграть своих бывших коллег Райссу в этой ситуации не удастся. Выкурив сигару в номере гостиницы, он позвонил Гертруде и пригласил ее пообедать в их любимый ресторанчик, куда они заглядывали в те счастливые годы, когда она была юной курносой блондиночкой в очках, а он стройным «соратником по делам идеологии».

Они уже приступили к десерту, когда Игнатий решился сделать то, для чего и хотел встретиться с бывшей подругой:

— Гертруда, ты давно была в СССР? Что ты о них знаешь? Ты знаешь о миллионах арестованных невинных людей? Слушай, я написал обо всем этом человеку, связанному с антиправительственной группировкой.

Гертруда постарела за эти годы, ее круглые кукольные глаза сквозь очки смотрели растерянно:

— Я что-то слышала… — пролепетала она неуверенно. — Написал?! А ты не боишься? Игнатий, тебе необходимо срочно бежать в Америку. Здесь ты долго не продержишься. У меня есть знакомые в американском консульстве. Я могу завтра же получить для тебя визу.

Игнатий положил крепкую смуглую руку на ее худенькую в пигментных пятнах лапку и почувствовал, как рука Гертруды подрагивала, словно хотела вырваться.

— В Америку — так в Америку! Спасибо, дорогая…

— Игнатий! — она что-то хотела сказать, но осеклась… — Жаль, мало поговорили…

— Ты помнишь дуб у дороги в Данциг… Там за поворотом, где пустынный отрезок дороги, мы прозвали его Мартин, как столяра с Берлинерплатц. Нам было весело, детка…

— Не смущай меня, прошло тридцать лет, — Гертруда обхватила руками лоб. Казалось, она сейчас заплачет. Вполне естественно при воспоминаниях о юношеских забавах. — Он, наверно, совсем старый, этот Мартин.

— Сто лет для дуба — не возраст. Думаю, Мартин еще пыхтит. Едем, я хочу постоять под его ветвями. Когда-то я думал, что так же силен, как он, и черпаю от него силу. Во всяком случае, ты не жаловалась?

Расплатившись, Игнатий вышел и тут же поймал такси. Гертруда села.

— Едем к Данциг, — сказал Рейсс шоферу.

Эфрон в черной машине, снявшейся тут же со стоянки у ресторана и последовавшей за такси с Рейссом, сидел на заднем сиденье рядом с молчаливым молодым брюнетом. Больше всего он боялся, что предстоит борьба, ему придется выворачивать Рейссу руки или совать под нос ватку с эфиром. Или укол? Он не мог унять дрожь, опасность нервного приступа была близка.

— Можно включить музыку? — спросил он у шофера, надеясь сбить нервное напряжение.

Тот хохотнул:

— Любите Брамса? Си-бемоль мажор. Звучит к случаю…

Сергей ничего уже не понимал. Увидел стоящее на отдалении знакомое такси, ближе к дороге мощный дуб, совершенно зеленый, темный, глянцевый, полный сил, шелеста и довольства собой. Под ним — одинокая фигура мужчины в сером плаще с поднятым воротником. Он смотрел прямо на подъезжающую машину и улыбался! Сергей зажмурился. В мозгу забубнило Маринино:

Резко взвизгнули тормоза разворачивающейся машины. Сергей успел увидеть, как сидевший рядом с ним блондин прячет пистолет. Под дубом, слегка прислонившись к стволу спиной, стоял мужчина с лицом, словно залитым красной краской. На войне все было другим — даже цвет крови.

Позже стало ясно, что Игнатий не разрешил Гертруде выйти из такси, заявив, что хочет «попрощаться с дубом один». Она не сопротивлялась. Боялась сорваться. Игнатий же, ждавший, что приговор будет приведен в исполнение, опасался, что Гертруда не выдержит, расскажет ему все, выдаст себя. А тогда… Тогда ее ждал тот же конец.

В общем, операция была проведена удачно.

Симпатий Цветаевой под влиянием восторженных писем Али к Союзу не прибавлялось. Она негодовала, когда Аля из Москвы прислала статью для публикации в парижском журнале «Наша родина», издававшемся на деньги советского постпредства. Марину возмущал Алин восторг и особенно то, что никаких недостатков в жизни на родине та не замечала. Даже со скидкой на цензуру щенячий восторг дочери раздражал.

И вдруг — гром среди ясного неба — в газетах появились сообщения, что евразиец Сергей Эфрон причастен к убийству советского чекиста-невозвращенца Игнатия Рейсса. Убийство Рейсса произошло в Швейцарии в ночь с 4 на 5 сентября 1937 года. Идя по следу убийц, швейцарская полиция обратилась за помощью к французской. Нити вели к «Союзу возвращения» и, в частности, к Эфрону. В процессе расследования открылось также, что Союз — и он лично — вербовал среди эмигрантов добровольцев для отправки в Испанию в Интербригаду, что было запрещено французским правительством, и служил прикрытием целой сети агентов НКВД.

Зловещая тень московских спецслужб накрыла Париж. Еще не прошло потрясение от исчезновения председателя Русского общевоинского союза (РОВС) генерала Е.К. Миллера и его предшественника генерала А.П. Кутепова, случившегося несколькими месяцами раньше. И вдруг — Рейсс! Очевидно, что существовала связь между убийством Рейсса и этими похищениями.

Вызванный на допрос в парижскую полицию Эфрон категорически отрицал свою причастность к убийству и от знакомства с Гертрудой Штильбах наотрез отказывался. Свидетелей причастности Эфрона к делам НКВД не было, но самого факта сотрудничества «Союза возвращения», руководимого Эфроном, с советской разведкой было достаточно для ареста.

Беседа с Куратором испугала Эфрона. Не за себя испугался он, за семью.

— Вы понимаете сами, Сергей Яковлевич, что в сложившейся ситуации вам необходимо скрыться. Уехать куда-то подальше. Как можно скорее покинуть страну, пока они не нашли свидетелей.

— А семья? — Сергей обмер, он так надеялся, что наградой за причастность к уничтожению злейшего врага будет возвращение в Москву.

— Это вопрос не первостепенной важности. Насколько нам известно, члены вашей семьи не в курсе вашей деятельности. И ни к чему не причастны. Опасности для Марины Ивановны нет.