Людмила Гурченко - Люся, стоп!

— Людмила Марковна! Сколько цветочков! Вы любите цветочки? А когда кричат «браво» — тоже любите? Ха-ха-ха! А где ваш Тузик?

«Люба, молчи». Она так стиснула мою руку, что сама застонала. Понимаю, неприятно, что севастопольский зритель меня тепло принял. Да радуйтесь, артисты-мужчины. Значит, заслужила. Что??? Извините, уважаемые читатели, у меня сейчас не все в порядке с чувством юмора. Сейчас пройдет.

В общем, «второй» недолго размышлял и передислоцировался в другом направлении. Правильно писал Анатолий Эфрос: «Есть актеры-одиночки». Это про меня. А там, на другой стороне, режиссер и будущие роли. Зачем ему я? Взял свое и привет. Он прав. Так и надо жить. Наверное.

Через несколько лет мы столкнулись на съемке одной из телепрограмм. «Второй» резво подскочил ко мне. Он уже оповестил съемочную группу, что мы вместе работали, и ему предложили место за столиком, где сидела я. Но… В таких случаях появляется мое «но».

Мое «но» — это и есть мой характер. Ведь недаром я им «славлюсь». Как часто, взамен живого человека, люди видят фиктивный персонаж, созданный сплетней. Со временем я поняла, что нет никакого смысла, да я просто бессильна, познакомить всех с настоящей мной. А ведь характер мой не тяжелый, а трудный. И прежде всего, трудный для себя самой. Трудности от неумения спрятать, задушить свое сокровенное и приспособиться к трезвым и реальным обстоятельствам жизни. Раскол между внутренним «я» и жизнью «над»…

Я отказалась сидеть с ним за одним столом. Я видела, как милая женщина из съемочной группы, усаживающая «второго» за мой столик, сильно удивилась моему внезапному оледенению и резкому отказу сидеть с ним рядом. «Да, наверное, правду о ней говорят…» — читала я на ее лице. Но мне было абсолютно все равно. Ну и рождайтесь, сплетни, рождайтесь! Я добра и доверчива, пока встречаю в ответ то же самое. Но беда, если меня предадут. Я это остро переживаю. И тогда меня хоть удави, но прикидываться, делать вид, что ничего не было, — да ни за что на свете! Пусть без работы, пусть без денег, пусть без теплого места — нет, нет и нет! Страна большая. Претензий у меня никаких. Слишком часто сидела на мели. Много есть мест, где я нужна такая вот, противная. А может быть, такая и нужна?

Какое счастье, что параллельно с театральными спектаклями я провела несколько сольных концертов в зале филармонии. Душевный привет севастопольской публике, которая вырвала меня из того отвратительного закулисья.

— Люся, какой ужас! Ты ведь мне о нем говорила? А сейчас он не сказал даже здрасте! Боже сохрани, боже сохрани!

Я ей по телефону в Харьков звонила и рассказывала о репетициях. О том, что «второй» хорошо поет, что ему микрофон не нужен. А вот сейчас он идет лоб в лоб нам навстречу рядом с «первым». Идут, громко смеясь, и делают вид, что нас не видят. А ведь завтра нам играть утренний спектакль.

В закулисной жизни, Любочка, надо не иметь сердца. На все смотреть равнодушно. Не заводить никаких дружб. Ни к кому не прикипать душой. Вот тогда будет все хорошо. Могу ли я так? Нет, не могу. Без души, тепла и доверия не могу раскрыться. Но учусь. Учусь ежедневно. Иногда получается. Выхода нет. Нет выхода.

Вернулась в Москву. Мама и Маша с детьми на даче. Для них много лет снимала дачу. Съездила к ним, отвезла продукты, гостинцы. Помыла машину, заправилась бензином. А что дальше? Как? С чего? И что? Одни вопросы. А в голову лезут и лезут видения, картинки, реплики. Да такие яркие, выпуклые, отрезвляющие. Ведь только полгода. Полгода это даже еще не инкубационный период для вызревания состояния «вчера» или «вечор». Это еще только раннее утро. До «дня» так еще далеко.

Это же надо, чтобы эти гастроли случились в Севастополе. В это же время в 1973 году я была здесь с Костей. Думала ли я тогда, что так обернется жизнь. Разве можно было тогда представить, что скромный молодой человек — это тот самый Костя, которого я видела полгода тому назад. Видно, сама виновата. Привык к роскошной жизни. О, жизнь преподносит такие сюрпризы. Такие метаморфозы происходят с людьми…

Севастополь… А какой же город в нашей долгой жизни был последним?

Женский кинофестиваль в Тольятти. Женщины все. И режиссеры, и сценаристки, и операторы, и экономисты, и, конечно, актрисы. Когда всех нас рассадили за столы и был произнесен первый тост, все дамы бросились открывать шампанское и наполнять друг другу бокалы. Ведь всех пригласили без мужей. Интересно, но даже на приемы в Кремль женщины приходят без «пары». А ведь уже в гардеробе нужна мужская помощь. Сами вылезаем и влезаем в свои шубы, стесняясь смотреть на себя в зеркало. Иногда какой-нибудь интеллигентный мужчина подскочит, поухаживает. Ну а как полагается дальше? Хорошо бы и руку даме предложить, провести ее по лестнице. А у него свои дела, свои проблемы. Думает, еще не отвяжешься от нее. И наши мужчины быстро снимают свои пальто и, ни на кого не глядя, стремглав, с деловым лицом устремляются вверх по лестнице. К накрытым столам.

А на фестивале одни женщины. Да все красивые как на подбор. Но без мужей. Несколько официантов разрываются между столиками.

Нет, пока еще не все в России продумано с нами, с женщинами. Тогда, в Тольятти, я единственная была с мужчиной. Ведь мне предстояло петь, а он — музыкант. Естественно, на меня смотрели не очень добро, но это понятно. Знали бы… Жили мы в прекрасном домике — вот такую бы дачу! Но я помню, что все «дачные» мечты вдруг прекратились. Значит, дача где-то есть. Эта мысль проскользнула, а потом и улетучилась.

Фестиваль открывался фильмом «Моя морячка». А на закрытии вручали талантливым киноматографисткам призы. Кому телевизор, кому кухонные комбайны. Это ведь еще лето девяносто первого года. Много ли тогда было таких подарков? Маргарите Тереховой подарили «Жигули». Зал ликовал. А я хожу-хожу за сценой. А меня все не вызывают и не вызывают. Слышу перечисление совершенно бессмысленных званий — вроде все мои. Да! Моя фамилия. Выхожу. У ведущего тот торжественный вечер в руках — ничего. Ну, что вы скажете? Всем подарки, а мне, наверное, опять грамоту. Сколько у меня за всю мою жизнь скопилось разных грамот, о! Я даже дважды победитель социалистического соревнования, хоть и ни разу ни с кем в соревнование не вступала. И фотография на «Мосфильме» висела на Доске почета дважды. Вот как.

И опять молниеносно перелистываются былые страницы жизни. В лотерее не выиграла ни разу. В «однорукого бандита» вылетело однажды аж двадцать пять франков. А потом эти франки и все свои зарубежные суточные тут же от радости просадила. В картах ничего не соображаю, разве что в «дурака». А один раз научили играть в «храп». Вроде ставка по пять копеек, но через полчаса проиграла магнитофон, сумку, пушистый шарф. И уже готова была снять с себя пальто с лисой, но вовремя вспомнила красочный папин рассказ. В его шахтерскую бытность он «ув очко проигравсь, дочурка, увесь до нитки, вдребезину».