Михаил Львов - Пароль - Балтика

- Можете начинать работать, Иван Иванович, - говорит Павлов. - Мы вас будем прикрывать.

- Я бы рад, да полоса не позволяет. Видимо, лишь ветераны смогут действовать...

- С размещением, кажется, неплохо, - докладывает начштаба Люкшин. Видите дом на горке? Хозяин бежал с фашистами. Вилла, что надо: сухо, тепло, светло. Правда, Шевченко говорит, слишком хорошо: мол, виден дом со всех сторон, и к самолетам близко.

Да, пожалуй, лишь на Эзеле в сорок первом у чекиста Ивана Шевченко было так неспокойно на душе, как сейчас. И Борзов понимал это. В Литве в лесах находилось. немало недобитых гитлеровцев, скрывающихся от возмездия полицаев, буржуазных националистов, и все они вооружены.

Ночью над полем раздались залпы зениток: налетели "хейнкели". Из укрытий гвардейцы видели, как бомбардировщики противника атаковали дом, в котором они только что находились. Фашисты сбросили бомбы замедленного действия. Было ранено несколько авиаторов из истребительного полка.

Стало ясно, что фашисты нацелились на дом летного состава не случайно. Кто-то "подсказал". Значит, близко действует враг и надо проявить высокую бдительность.

Летный состав больше не ночевал в барском доме. После полетов гвардейцы в грузовиках отправлялись с аэродрома, заезжали то в одну деревню, то в другую. Спали в пустых помещениях школ, крестьянских домах, а то и на сеновалах. Ни разу не удалось бандитам напасть на летчиков во время отдыха.

Короткая полоса и малый запас торпед заставили Борзова на каждое задание отбирать наиболее подготовленные экипажи. В крейсерский полет 9 августа он послал капитана Василия Меркулова, штурмана Алексея Рензаева и начальника связи эскадрильи младшего лейтенанта Быкова. "В ночь на 9 августа самолет-торпедоносец Краснознаменного Балтийского флота (летчик-капитан Меркулов) торпедировал и потопил в Финском заливе транспорт противника водоизмещением в 8000 тонн"-говорилось в оперативной сводке Советского информбюро.

Этот бой помню во всех подробностях... Торпедоносец приближался к конвою под ожесточенным огнем. Близко разорвавшимся снарядом чуть не оглушило экипаж. Облаком дыма окутало самолет, и все решили, что торпедоносец подожжен. Но это было облако пыли: в правой плоскости разорвался снаряд. Трассы словно прошивали самолет, а он летел и летел вперед, пока Рензаев не сбросил торпеду. Теперь, словно собираясь сбить мачту, торпедоносец пролетел над судном, принимая на себя весь огонь зениток и автоматов с транспорта и кораблей охранения.

До неба донесся гул взрыва. Транспорт получил пробоину в центральной части. Минуты три-четыре он держался на поверхности, но тут судно словно подтолкнули. Транспорт повалился на правый борт и скрылся в волнах...

Меркулов и Рензаев были по характеру совершенно разными людьми. Первый - шутник, улыбчивый. Второй - серьезный, с виду мрачный. Даже в минуту большой радости лишь улыбнется уголками рта и глаза чуть потеплеют. Но вместе эти непохожие друг на друга люди составляли дружный и целеустремленный экипаж. Командир полка, не баловавший летчиков оценками в превосходной степени, на партийном собрании дал Меркулову и Рензаеву такую оценку:

- Этот экипаж - образец гвардейского стиля.

На командном пункте в ожидании приказа на вылет я спросил Ивана Ивановича: что он имел. в виду под такой обязывающей оценкой.

- Приведу один штрих, и сами поймете, - ответил командир.

...Коммунисты обсуждали итоги боевой работы за месяц. В числе наиболее отличившихся - Меркулов и Рензаев. И вот берет слово Рензаев и в пух и прах разделывает свою победную атаку. Оказывается, в зоне тактического развертывания экипаж не использовал всех возможностей для скрытого подхода к цели, а в точке боевого развертывания замешкались с выбором цели, подставив самолет под огонь зениток.

Конечно, не каждая торпеда находит цель, далеко не все бомбы поражают противника. Почти всегда есть объективная причина: торпеда "не пошла", оказались недостаточными глубины, корабельная артиллерия расстреляла, опытный командир вражеского корабля смог увернуться ловким манером. Можно найти и другие причины и оправдать себя. Но Рензаев признался честно - это вина штурмана и летчика.

Коммунисты ждали, что скажет Меркулов, как воспримет выступление штурмана. Вздохнув, он проговорил:

- Прав штурман. Только моей вины, пожалуй, больше...

- Чтобы так критически анализировать свои деист" вия, мало быть отличным летчиком, - сказал Борзов, завершая рассказ. - Тут - гражданская зрелость, понимание долга, партийного и воинского. За славой видеть недостатки - это и есть гвардейский стиль.

Участвовать в морских операциях Рензаев начал? раньше, чем Меркулов. Первые два года войны они воевали в разных полках. Совместный боевой успех к ним пришел осенью сорок третьего года в Финском заливе.

- Командир, видишь конвой? - передал Рензаев по переговорному устройству.

Меркулов пересчитал: восемь вымпелов. Четыре транспорта, четыре корабля охранения. Движения пилота стали резкими.

- Спокойнее, командир, - посоветовал Рензаев. Алексей Иванович уже участвовал во многих морских схватках, потопил несколько вражеских судов. В этом бою руководил, по существу, Рензаев. К чести Меркулова он "не заводился", а старался градус к градусу выполнять каждую команду штурмана. Транспорт, атакованный торпедоносцем, имел водоизмещение 2000 тонн, невелико судно, однополчанам встречались и впятеро крупнее. Но оберегали этот небольшой транспорт гитлеровцы весьма старательно. Стена артиллерийского огня встала на пути торпедоносца. Гвардейцы прорвались, и Рензаев точно послал торпеду. Меркулов не мог успокоиться и на земле, когда докладывал о победе.

- Волновались? - спросил Борзов, выслушав доклад.

- Из рубашки воду выжимать можно, - ответил Меркулов.

Борзов знал летчиков, которые и в первом бою вели себя спокойно. Знал таких, которые бодрились, но много часов не могли прийти в себя. Но редко кто признавался, что пробил холодный пот. А Меркулову признание, очевидно, помогло и самому: вытер лицо и расплылся в широченной белозубой улыбке:

- Теперь - спасибо штурману - я кое-что понял! Алексея Ивановича Рензаева отличало исключительное трудолюбие. Сам он говорил, что "серьезно относиться к работе жизнь научила". В сорок четвертом Рензаеву было тридцать два.

Сызмальства занимался Алексей хлеборобским трудом, но хлеба вдоволь имел редко. Недаром Пензенское село, в котором он родился, называлось Голодовка. Как тут не вспомнить некрасовские Неелово, Горелово, Неурожайка. В блокадном Ленинграде, делясь ломтиком хлеба с детьми, штурман иной раз говорил смущенному мальчишке:

- Бери, бери, мне ничего, я из Голодовки. В четырнадцать лет Алексей начал в поисках лучшей жизни колесить по стране. В Воронеже на литейном заводе был чернорабочим. Узнали, что малолеток, и уволили. Подался в Самарканд, где, по слухам, тепло и на хлеб заработать можно. Здесь пристрастился к "Фордзону", овладел им и стал трактористом одного из первых кооперативных хозяйств.