Михаил Львов - Стихотворения

Я родился в 1917 году в Башкирии, в татарском ауле Насибаш.

Отец мой — сын бедного крестьянина, благодаря своим способностям и настойчивости сумел получить образование, окончил учительскую семинарию. После Октября принимал активное участие в установлении Советской власти в Башкирии. Колчаковцы приговорили его к расстрелу, который был заменен двадцатью годами каторги. Бежал из Александровской каторжной тюрьмы в Иркутске. Партизанил в Сибири.

Мы с братом росли в деревне, у чужих людей (мать умерла, когда мне еще не было года).

Помню, как отец вернулся из Сибири, привез нам баранки. Я боялся их есть: кто-то пошутил, что они «тюремные» и, если притронешься к ним, посадят в тюрьму…

Детство было суровым. С шести лет уже работал. Бороновал. Научился и пахать. Косил. Жал. Пилил дрова.

В деревне — в Лаклах — я окончил начальную школу, в Златоусте — семилетку, в Миассе — педагогический техникум. Там я встретил удивительного человека — преподавателя русского языка и литературы Баяна Владимировича Соловьева, человека высокообразованного, выходца из среды старой русской интеллигенции. Он пригласил меня к себе домой и сказал, что я стану поэтом и он будет со мной заниматься отдельно.

Баян Владимирович составил для меня большой список — на целую тетрадь — главных произведений мировой классики от Гомера до наших дней и посоветовал: после прочтения каждого из классиков обязательно попытаться написать несколько страниц в его «стиле».

Он считал, что этот план я смогу выполнить за три года.

Каждый вечер я уходил из дома Соловьевых взбудораженный, нагруженный новыми книгами.

Я был тогда невыразимо счастливым человеком, для меня открывались века, страны, народы, цивилизации, гении.

Я очень многое запоминал с первого чтения, особенно стихи. Знал на память почти всего «Евгения Онегина». Целые главы из «Войны и мира», «Демона» читал наизусть друзьям в общежитии ровно тридцать одну минуту, положив на стол часы.

Это была учеба и в «узколитературном» смысле слова: я писал гекзаметром целые страницы «под „Илиаду“», писал рассказы и стихи «под Бунина», «под Маяковского», «под Тихонова» и других поэтов, написал повесть — сто двадцать страниц на машинке — о своей юности… Это было что-то в духе «Гимназистов» Гарина-Михайловского.

Так я «прошелся с пером» по векам — от античности до наших дней. Может быть, читателю теперь будет понятно, почему в стихотворении «Дорога на юге» я писал:

Для меня и Древняя Греция была реальностью. Как и классическое наследие античного искусства.

Жизнь и современность в мои стихи пришли позднее.

Миасс. Уфа. Челябинск. Казань. Москва. Это города моей судьбы, моей учебы.

Миасс мне как бы «задал в жизни высоту». Там были — мой техникум, мои друзья, мои учителя, незабвенный Баян Владимирович. Первое, напечатанное в многотиражке «Шахтерский натиск» стихотворение. Первое выступление по радио. Мечты и планы. Уезжая учиться в Уфу, решил в Миасс не возвращаться до тех пор, пока не выпущу первую книгу…

В столице Башкирии я учился только один год — в педагогическом институте, но какой это был удивительный и радостный для меня год! Там я выполнял (и выполнил!) свою «трехлетнюю программу» литературной учебы.

На каникулы я поехал в Челябинск, где и остался на долгие годы. Работал на тракторном заводе, на заводе имени Орджоникидзе, в школе № 34 (преподавателем русского языка и литературы), на радио.

Литературный кружок ЧТЗ. Наивность и вера в поэзию. Друзья. Любовь. Мы до утра читали стихи свои, чужие.

В то время литературные кружки были своеобразными маленькими «университетами» — и оттуда вышло в жизнь много достойных людей.

Счастье учебы в Москве! Прекрасные «непримиримые» студенческие споры! Наше молодое соревнование!

Помню, в октябре 1939 года несколько студентов Литературного института — Михаил Кульчицкий, Александр Кременской, Григорий Цуркин, Юрий Окунев, я и другие сняли комнату на станции Перловская, по улице Вокзальной. По вечерам мы долго сидели с Мишей Кульчицким за столом, писали стихи. Потом мы читали написанное. Учились друг у друга. Миша Кульчицкий мне говорил: «Из всех „неоклассиков“ в нашем институте я признаю только тебя…» Пишущих ямбами он называл «неоклассиками»…

Мы тогда еще не знали нашего будущего. Наших будущих судеб. Мы только хотели стать поэтами.

Через тридцать лет я встретил его имя в Пантеоне на Мамаевом кургане. Поэт и солдат — он навсегда вошел в историю Родины. В поэзию.

Теперь много пишу о погибших и о ветеранах. Эта тема приходит сама, как боль, живу и работаю как бы между двумя полюсами: Прошлым и Настоящим, Воспоминаниями и Действительностью.

Наше поколение училось, росло, утверждалось в жизни и литературе в нелегких условиях, но любовь к жизни преодолевала все трудности.

Главные события эпохи мы всегда воспринимали как обязательные факты и этапы своей личной жизни, а время как свое. Не любить свое время считали нечестным…

Поиски безошибочного пути в жизни и в поэзии шли одновременно как единая творческая работа. Какой смысл писать «хорошие стихи», если будешь побежден в жизни! Надо писать стихи времени.

Когда я впервые поднялся на вершину домны в Магнитогорске, я был поражен этим грандиозным сооружением и открывшимся индустриальным пейзажем. Подумал: «Кругом металл — и ни одного соловья…» Эта мысль, казалось, осветила мне многое. В жизни. В железной реальности века. Может, потому — потом — я много писал о металле.

Великий смысл нашей индустрии мне раскрывался все больше с каждым годом. На фронте я видел наши танки, растянувшиеся на десятки километров, грозную технику — и с гордостью думал о родном Урале.

Без Урала, Челябинска, без уральских друзей и танкистов, с которыми я прошел немалый путь на броне, без героизма и доброты своих земляков я не смог бы стать поэтом.

В 1972 году мы отпраздновали 50-летие образования СССР. Это был юбилейный год Дружбы Народов! Для меня эта дружба не абстракция, а ежедневная чудная реальность. Это — тепло родных душ в Казани и Уфе, Казахстане и Якутии, на Урале и на Украине. В этот сборник я включил большую подборку стихов, посвященных теме братства наших народов.

Из любви к друзьям я стал и переводчиком, лет двадцать назад начал переводить стихи татарских, казахских, якутских поэтов.