Михаил Львов - Стихотворения

Как прекрасно вяжутся в России,
В солнечном сплетении любви,
И любимой волосы льняные,
И заметно темные твои.

Сколько нас, нерусских, у России —
Истинных российских сыновей,
Любящих глаза небесной сини
У великой матери своей!

Жил я в детстве когда-то
На земле Салавата —
Соловьиного края,
В переливах курая,
За Лаклами, у Ая,
Там, где реки сливались,
Где луга заливались,
Где вовсю заливались
Соловьи Салавата.

Там заря занималась
Нашей жизни когда-то.
Там я жил маловато —
Только детства кусочек,
Только школы чуточек,
Только детские годы.

Там уральские горы.
Там такое есть место —
«Соловьиное горло».
Соловьям там аж тесно,
В «Горле» — детские горны.
Соловьиною песней
Перехватывай горло!

Там давно в Насибаше
Люди добрые наши
Двух сирот нас увидели,
Без родных, без родителей,
Накормили досыта
И меня и Рашита.

Это мной не забыто.

О крестьянские мамы,
От болезней и бедствий
Ваши древние средства
Нас спасли.
Как я мало
Спел вам песен — за детство
Благодарного слова
Не сказал вам покамест.
Я приеду к вам снова,
Поклонюсь и покаюсь.

Я еще не на пенсии,
Это мне рановато.
Поучусь у вас песне,
Соловьи Салавата.

Опять увидел я
лаклинские поля,
Башкирские края,
и плыл по Аю я,
И молча, не спеша,
шел берегом его,
И плакала душа,
не знаю отчего.
И видел
детства дом,
Грустил я возле дома.
И, грустный, шел потом
с Мустаем возле Демы;
Я вспоминал свой край,
свой Салаватский край.
Давай, мой друг Мустай,
со мною дни листай.
Ты знаешь ведь:
я — есть,
какой ни есть — а есть!
А где
имел я честь
=на свет явиться? Здесь!
Да, здесь я начинался.
Здесь образ ранний мой
впервые начертался.
Я где-то здесь возник
по зову Бытия.
Я вечный твой должник,
Башкирия моя!
Здесь бегал босиком
и звонко голосил.
Твой чудный чернозем
здесь хлеб мне колосил.
Раскрыла мир мне вдруг,
как сказочный цветок, —
На север и на юг,
на запад и восток,
Ко всем дорогам ключ
ты в руки мне дала.
И навсегда свой луч
над головой зажгла.

Возврата в детство нет
(хоть ездим, мы домой) —
Но в сердце — детства свет
и милый образ твой!

И Белая и Ай
мне ближе, чем моря!
Спасибо, добрый край,
Башкирия моя!

Мой отец с лицом колониальным,
С бородою белой — аксакал,
Сын твой рано — в детстве давнем,
дальнем —
Из степей башкирских ускакал.

С каждым годом жизнь его чудесней,
От родного Ая вдалеке
Он от счастья сочиняет песни
На великом русском языке.

И в народе русском гениальном
Миллионы у него друзей.

Мой отец с лицом колониальным,
Как мне жалко юности твоей,
Юности без песен и без счастья
И без ласки детства твоего.
Пусть мое душевное участье
Не изменит в прошлом ничего,
Но покамест старость не накинет
На меня сияющий парик,
Голоса покамест не отнимет —
Буду петь и за тебя отныне,
Дорогой, родной до слез старик.

Был пароход наш белый,
Шел пароход по Белой,
Еще водой не бедной.
Давал гудок победный.
И всматривались люди
в поселки и холмы.
Мы палубу по кругу
измерили ногами.
Уснули мы на Белой —
проснулись мы на Каме.
…Уснули мы на Каме —
на Волге встали мы.
Впадали реки в реки,
как будто руки в руки…
Из рук да в руки реки
передавали нас!
Мы так и представляли!
Скульптурные, как греки,
=(гомеровские греки),
Мы солнцу подставляли
то профиль свой, то фас.
И Волга нас качала.
И нас Казань встречала
И говорила очень
приятные слова.
И Горький с нежным Нижним
встречал нас у причала.
А впереди скучала
уже о нас Москва.
И влажная купальщица
махала нам с мостка.
Махали наши реки
волнистыми платками.
Как крылья за спиною —
их ситцевый туман.
И вот уже ни Белой,
и вот уже ни Камы.
Идем Московским морем
в Москву, как в океан!
Впадали реки в реки,
и воды прибывали.
И люди приготовились
к последнему броску.
С ладони на ладони
меня передавали
Родные реки наши.
Вот так я «впал» в Москву.

Народ, мне давший жизнь и душу,
Свою нестынущую кровь,
Не замерзавшую и в стужу,
Твой сын к тебе вернулся вновь.
И после долгих лет разлуки,
В порыве счастья и любви,
Целует ласковые руки
Тысячелетние твои.

Слышу древние песни,
Песни волжских булгар.
А понятнее если:
Песни древних татар.

За вином ли, за чаем ли —
Всюду слушать готов
Эти песни отчаянья,
Безысходных годов.
В них такая пронзительность,
Так в них много всего,
Простоты поразительность,
И, как рана, родство:
Из бездонных столетий
Мой народ и родня
Шлет страдания эти,
Окликает меня:
— Не забудь эту землю,
Улетев за моря…

Я «туземец», «туземец»,
Дорогая моя.
Никуда я не денусь
От такого родства.
Я «российский индеец»,
Ты, наверно, права…
Где теперь мои «кони»,
Средь каких скоростей?
Не в лесах, не на лоне
Первозданных степей.
Я «индеец» в нейлоне,
В стане белых друзей.

Я по-татарски говорю в Казани,
Но мой словарь пока что не богат,
Хоть в мир пришел с татарскими глазами,
Хоть звался в детстве именем Рафгат.

Еще не бравший в руки даже книги,
Я с детских лет был в город увезен —
В другой язык, как океан, великий,
Безбрежный, титанический, как он.

И на просторах этих океанских
Не первый год я моряком служу
И свой корабль среди судов гигантских
В словесные сражения вожу.

Но здесь, у берегов татарской речи, —
Как будто не моряк, а фронтовик —
Стою, боясь с морским простором встречи, —
Простит меня татарский мой язык:

Ведь для него я мальчиком остался
И совершеннолетья не достиг —
Лишь только-только с букварем расстался
И не писал ни песен и ни книг.

Это страшно. Ты в землю ушла навсегда.
Ни дожди, ни рассветы тебя не касаются больше.
Далеко от столицы село Насибаш.
Далеко от могилы твоей. Сознавать это больно.
Навсегда, навсегда, на века, на века
Безвозвратно в планету уходят любимые люди…
Снова ночь на глаза мои тьму навела,
И закрыла весь мир, и опять одиночество будит.
И ничем я тебе не сумею помочь,
Если даже я в землю уйду за тобой добровольно.
Только тьма под землей. Только ночь. Только ночь.
Только вечная ночь! Сознавать это жутко и больно.
Буду думать, что ты возвратилась сюда.
Возвратилась сюда, обитаешь ты где-то в природе.
Смотрит с неба твоими глазами звезда,
И с тобою сравнимые люди порою
проходят в народе.
Буду думать, что ты обитаешь в цветах,
Что дано тебе ветром порой до меня доноситься.
Буду к людям нежней. Ты средь них. Ты не прах.
И ни с чем мне иным невозможно,
нельзя примириться.