Благовещенский Глеб - Иоанн IV Грозный

После этого Микулинский отправил в Казань Черемисинова с толмачом приводить к присяге остальных людей и смотреть, нет ли какого лиха; для того же отправил Чапкуна, еще одного князя казанского и восемь человек детей боярских; они должны были занять дворы, которые князья обещались очистить, и смотреть, чтоб все было тихо, когда русские полки будут вступать в город. Ночью Черемисинов дал знать Микулинскому, что все спокойно; царский двор опоражнивают, и сельские люди, давши присягу, разъезжаются по селам. Черемисинов писал, чтоб наместник уже отправлял в Казань свой легкий обоз с съестным и прислал казаков с сотню, потому что они на цареве дворе пригодятся на всякое дело, и по этой присылке наместник отпустил обоз с семьюдесятью казаками, у которых было 72 пищали.

Скоро двинулись к Казани и бояре: князь Семен Микулинский, Иван Васильевич Шереметев, князь Петр Серебряный; сторожевой полк вел князь Ромодановский; у него были все те казанцы, которых вывел царь Шиг-Алей. По дороге встречали их разные князья, били челом боярам, чтоб ехали в город, а они все холопы государевы, все в его воле; в Казань и из Казани ездили к воеводам дети боярские и сказывали, что все люди государеву жалованью рады и что Иван Черемисинов продолжает приводить к присяге".

Казалось, все идет как по маслу! Но тут вновь дал себя знать татарский нрав. Пара тамошних князьков, а именно Ислам и Кебяк, соединившись с известным мурзой Аликеем упросили воевод отпустить их в Казань для решения личных вопросов. Нет бы воеводам насторожиться да и отвергнуть их просьбу. Но увы: воеводы, сочтя, что участь Казани уже окончательно решена, нашли возможным отпустить туда лихую троицу просителей. И что же, спрашивается, эта троица учинила тотчас по прибытии в Казань?

"Приехавши в Казань, они затворили город и объявили жителям, что русские непременно истребят их всех, что об этом говорят городские татары, да и сам Шиг-Алей говорит то же. Когда бояре подъехали к Казани, то встретил их на Булаке Иван Черемисинов с князем Кулалеем и объявил: „До сих пор лиха мы никакого не видали; но теперь, как прибежали от вас князья и стали говорить лихие слова, то люди замешались; с нами выехали к вам из города все князья, один Чапкун в городе остался". Бояре подъехали к царевым воротам: ворота растворены, а люди бегут на стены. Тут приехали к воеводам улан Кудайкул, князь Лиман и другие князья и стали бить челом, чтоб не кручинились: возмутили землю лихие люди; подождите, пока утихнут.

Бояре отправили в город улана Кудайкула и князя Бурнаша сказать жителям: „Зачем вы изменили? Вчера и даже сегодня еще присягали, и вдруг изменили! А мы клятву свою держим, ничего дурного вам не делаем". Действительно, русские ратные люди не обидели ничем посадских людей, которые спокойно оставались в домах своих со всем имуществом. Посланные возвратились с ответом: „Люди боятся побою, а нас не слушают". Много было ссылок и речей, но все понапрасну, и бояре, видя, что доброго дела нет, велели перехватать Кудайкула, Лимана и всех князей и казаков, которых вывел Шиг-Алей, а казанцы задержали у себя детей боярских, которые наперед были отправлены с обозами воеводскими. Простоявши полтора дня под Казанью, воеводы пошли назад, к Свияжску; посада казанского не велели трогать, чтоб не нарушить с своей стороны ни в чем крестного целования; а казанцы, послав к ногаям просить царя, немедленно начали войну, стали приходить на Горную сторону, отводить ее жителей от Москвы; но горные побили их отряд, взяли в плен двух князей и привели к воеводам; те велели казнить пленников".

Итак, вместо долгожданного мира вновь продолжала литься кровь. Иоанн узнал о происшедшем только 24 марта. Он немедленно приказал своему шурину Даниле Романовичу Захарьину-Юрьеву отправиться в Свияжск с подкреплением; крымскому хану было велено прибыть в Касимов.

Царю приходилось признать, что дипломатическая стратегия с казанцами оказалась в конечном итоге не на высоте. После того как ситуация столь серьезно осложнилась, было очевидно, что войны все-таки не избежать. И вот, уже в апреле, был созван специальный совет, на котором было решено организовать очередной военный поход, чтобы покончить с Казанью раз и навсегда. Обсуждение было серьезным и затянулось. Всем было ясно, что сражаться предстоит не только с Казанью, но и с Крымом. Скорее всего, ногаи тоже не останутся в стороне и присоединятся к татарам. Царя решительно отговаривали от участия в походе, но Иоанн прекрасно помнил, сколь безрезультатны были прежние походы к Казани; помнил он и о "робком" нраве своих воевод, ни разу не выказавших под Казанью своей обычной доблести. По всему выходило, что только непосредственное присутствие царя способно оказать магическое воздействие на русскую рать и обеспечить победу.

"Решено было отпустить водою рать, наряд большой, запасы для царя и для всего войска, а самому государю, как приспеет время, идти полем.

В том же месяце пришли из Свияжска дурные вести: князь Микулинский писал, что горные люди волнуются, многие из них ссылаются с казанцами, да и во всех мало правды, непослушание большое; но, что хуже всего, в русском войске открылась цинга, много уже померло, много лежит больных, детей боярских, стрельцов и казаков. Царь по этим вестям велел князьям Александру Борисовичу Горбатому и Петру Ивановичу Шуйскому немедленно двинуться в Свияжск. Князья скоро достигли этого города, но вести, присланные ими оттуда к Иоанну, были еще менее утешительны: горные люди изменили все, сложились с Казанью и приходили к Свияжску на воеводские стада; воеводы посылали на них казаков, но казанцы казаков разбили, убили 70 человек и пищали взяли, а болезнь не ослабевает, мрет много людей. От князя Михайлы Глинского из Камы ехали казаки в судах на Свиягу за кормом; и тех казаков казанцы всех перебили, пленным пощады не дали, перебили и всех детей боярских, которые приехали наперед в Казань с воеводскими обозами и были захвачены там жителями; казанцы уже получили царя от ногаев – астраханского царевича Едигера Магмета.

Но от этих вестей в Москве не пришли в уныние: положено было прежде всего поднять дух в свияжском войске средствами религиозными, тем более что к болезни физической там присоединилась нравственная – сильный разврат. Из Благовещенского собора перенесены были в Успенский мощи святых отцов, с них освящена была вода и отправлена в Свияжск с архангельским протопопом Тимофеем – „мужем изрядным, наученным богодухновенному писанию"; вместе с водою Тимофей повез также поучение к войску от митрополита Макария. В это время приехал из Касимова царь Шиг-Алей и начал говорить, чтоб Иоанн не выступал в поход до зимы, потому что летом должно ожидать прихода других недругов и потому что Казанская земля сильно укреплена природою, лежит в лесах, озерах, болотах, зимою легче ее воевать. Иоанн отвечал ему, что уже воеводы со многими ратными людьми отпущены на судах с большим нарядом и со всеми запасами, а что у казанцев леса и воды -крепости великие, то Бог и непроходимые места проходимыми делает, и острые пути в гладкие претворяет".