Воспоминания и суждения современников - Ленин. Человек — мыслитель — революционер

Предстояло вести борьбу на две стороны: против социалистов-революционеров, с одной стороны, и против «союзников» — с другой. Все русские колонии за границей играли в то время весьма значительную революционную роль. В частности, большую поддержку революционным организациям оказывала Бернская колония. Там в то время было довольно значительное количество сочувствовавшей нам социал-демократической молодежи и энергично работала «искровская» группа содействия. Во-первых, велась пропаганда, которая содействовала выработке социал-демократов, работавших впоследствии в России. Во-вторых, собирались сравнительно порядочные денежные суммы для поддержки «Искры» и «Зари». В-третьих, отправлялась с уезжавшими в Россию нелегальная литература. Совершенно ясно было стремление всех направлений приобретать и сохранять влияние на русскую колонию.

В связи с этой работой в русской колонии у меня возникла переписка с Лениным (По литературной части я переписывалась с Георгием Валентиновичем.). Но, быть может, у читателя явится вопрос, почему именно с Лениным. Дело в том, что с первого же разговора у меня с Лениным установились непринужденные товарищеские и в то же время очень корректные, чуждые обычной кружковой фамильярности отношения. С Лениным чувствовалось легко и свободно. Мне кажется, что каждый истинный художник, а также крупный политический деятель должен питать особый интерес к людям и знать их. Ленин обладал этими свойствами в весьма высокой степени. Очень возможно, и даже весьма вероятно, что, как организатор, он смотрел на окружающих людей как на средство для достижения определенных, поставленных им идейных целей, но в его отношениях к людям это не чувствовалось Ленину можно было сказать все, поставить на вид те или другие его ошибки, и он выслушивал с полным вдумчивым спокойствием, соглашаясь или нет, но отвечая на то и другое совершенно спокойно и без всякого раздражения. В то же время отчетливо выявлялась его чрезвычайная настойчивость. Он принадлежал к тем исключительно волевым натурам, у которых даже колебания не ослабляют воли к действию, а, наоборот, еще больше усиливают упорство.

В продолжение нескольких дней съезда мне пришлось несколько раз урывками беседовать с Лениным. Занимаясь тогда подготовительной работой к критике Струве, я излагала ему мои основные мысли, увлекаясь, конечно, в сторону философии. Ленин слушал с активным интересом, явно придавал огромное значение борьбе с философским ревизионизмом и теоретическому развитию марксистской философской мысли как таковой. Вообще надо сказать, что Ленина влекло и к теоретической научной работе. Эту важную черту неоднократно подчеркивал Георгий Валентинович, который рассказывал мне, как Ленин, будучи в Лондоне, пользовался каждым свободным часом для посещения Британского музея. Мое намерение продолжать свои занятия в области марксистской философии встретило в нем видимое живое сочувствие.

Сохранилось 12 писем Ленина ко мне за этот период. Первые два письма связаны непосредственно со съездом. Дело в том, что все документы съезда были переданы мне для составления чего-то вроде отчета. Но так как на съезде стенограмма не велась и речи были записаны, насколько я помню, неточно и расплывчато, то составление стройного и точного отчета оказалось, с моей точки зрения, невозможным. В первом письме Ленин просит прислать отчет *. Когда в ответ я изложила свои соображения о невозможности составления такового, он во втором письме выражает солидарность со мною и просит прислать главные документы, как он выражается, связав их парою слов. Это было мною сделано.

Далее, преследуя цели влияния на колонию, наша группа поручала мне неоднократно приглашать редакторов «Искры» и «Зари» для чтения докладов. В первую голову приглашался Георгий Валентинович, после него следовал Ленин, который уже успел получить известность влиятельного оратора. От имени Бернской группы я написала Вл. И., приглашая его приехать в Берн и выступить на юбилее Плеханова, который Бернская группа собиралась устроить по случаю 25-летия со времени знаменитого выступления на Казанской площади. В это время приезжавшие в Берн члены «Союза» и их сторонники в колонии вели деятельную агитацию против подготовляющегося торжества. Я поэтому думала, что предполагавшееся мое выступление не сможет оказать должного влияния ввиду создавшегося неблагоприятного настроения. Об этом я сообщила в пригласительном письме Ленину. На мое мотивированное приглашение и последовал его ответ в письме № 3 **.

На юбилей Вл. И. не приехал. Но тут же замечу кстати, что торжество прошло с громадным подъемом. И удивительнее всего, что пропагандировавшие против юбилея «союзники» явились на юбилей и приняли горячее участие в празднестве. Лишнее доказательство той бесспорной истины, что самая противоречивая вещь на белом свете — это человеческая голова.

В 1902 году приехал, наконец, Ленин в Берн и читал доклад о программе социалистов-революционеров. Успех был полный, и Ленин стал желательным оратором. В 1903 году весной группа организовала нечто вроде народного университета. Были приглашены в качестве лекторов Плеханов, Ленин и я. Каждый из нас должен был прочесть курс в количестве 7–8 лекций. Каждый курс должен был продолжаться недели две. Плеханов читал об искусстве, Ленин по аграрному вопросу*** и я о философии Канта.

Первым читал Ленин. Приехав в Берн, он поселился в нескольких шагах ходьбы от меня. Видались мы почти ежедневно. Часов до пяти он работал, а после пяти обычно приходил ко мне, и ко мне же часто приходили товарищи из группы и сочувствовавшие «Искре» русские рабочие-эмигранты, находившиеся в Берне, работавшие на местных заводах и образовавшие свое собственное рабочее общество. Происходили беседы, задавались вопросы, касавшиеся большей частью волновавшего тогда проекта программы «Искры» и преимущественно аграрной части программы. На вопросы Ленин отвечал обстоятельно, аргументируя фактами, а возражения выслушивал спокойно, вдумчиво, отражая их без всякого раздражения.

Намеченный курс лекций был прочитан с громадным успехом. На последней лекции было не меньше слушателей, чем на первой, — самый верный, объективный признак власти лектора над своими слушателями.

На следующий день после последней лекции Владимир Ильич уехал. На вокзале он напомнил мне о моем намерении взяться за критику эмпириокритиков.

Далее я встречалась с Лениным после II съезда и при особых обстоятельствах. Но об этих встречах в другой раз.

Записки Института Ленина. 1. М, 1927, С. 97–104