Варлен Стронгин - Любовь Полищук. Безумство храброй

– Смотри, смотри сюда, – сказала она Сергею, но тот ничего не заметил. Лишь с третьего раза разглядел то, что показывала ему жена.

– Может, это работа ветра? – предположил он.

– Сомневаюсь, – покачала головой Люба. – Три головы и разделены, хотя слеплены в основании. Может, это работа древнего скульптора? Не мог ветер так отточено выветрить камень, чтобы изобразить из него три человеческие головы.

– По крайней мере скульптура загадочная, – согласился Сергей. – Есть над чем подумать исследователю древностей. К тому же известно, что здесь когда-то жили люди. Рядом с источником. То ли сами ушли, что вряд ли, то ли их прогнали отсюда или уничтожили враждебные племена. Не случайно же рядом находится плато, до сих пор носящее имя Мертвый город. Мертвый – это не значит никогда не существовавший здесь.

(Отвлекусь от этого рассказа на пару любопытных фактов. За несколько лет до приезда сюда Сергея тут любил гулять тогда еще молодой драматург Эдвард Радзинский. Пьесы перспективного писателя ставили многие театры страны. Он представлял молодых драматургов на Комсомольском съезде. Был раскованным парнем и искренне любил Коктебель. Впрочем, для интеллигентного человека это было делом обычным и интересным. Часто гулял по Мертвому городу и однажды, вернувшись с такой прогулки, разгоряченный, с горящими глазами, радостно объявил мне, что сегодня почувствовал, реально и допустимо, что здесь на небольшой глубине лежат останки тех, кто еще недавно населял этот город, прозванный Мертвым, и не удивится, что если скоро найдет их ощутимые следы.

С той поры прошло лет тридцать. В Коктебеле построили дачи многие работники искусства, особенно телевизионные и писательские, и одна из дач, у подножия Мертвого города, принадлежит Эдварду Радзинскому. Рассказывают, что при закладке его дома обнаружили скелет человека из того Мертвого города. Об этом говорят многие. Доля правды велика. Интересно, что сделал с этим скелетом хозяин дачи? Передал музею, или выбросил, или держит у себя, как реликвию? Сказать сложно.)

Вернемся к Мертвому городу времени посещения их Сергеем и Любой. Стоило им отойти от святого источника метров на тридцать, как скульптурные головы исчезли из вида. Не помог даже тщательный осмотр окружающих источник гор. Но стоило Сергею и Любе вновь почти вплотную вернуться к источнику, как головы стали вырисовываться вновь. Видимо, неведомый скульптор таким способом увековечил свою работу. В горах, стоя одиноко и не будучи гигантских размеров, она затеряется среди каменных нагромождений. И только люди всегда будут приходить за водой к источнику, и только люди, утолив жажду и, повернув назад к дому, смогут увидеть его творение. Это была догадка Сергея и Любы. Они твердо решили еще раз вернуться сюда, с фотоаппаратом, но дела, съемки Любы вдалеке от этих мест, наложившаяся у нее усталость и болезненное состояние не позволяли повторить поход. Но встречу с работой мистического художника запомнили надолго и подумали, что с давних лет одним из главных желаний человека было оставить о себе добрую память или показать людям то прекрасное, что они не видели раньше, а вернее всего, рассказать о народе, когда-то жившем здесь и близком к вымиранию, оставить о себе хорошую память, пока есть возможность.

А как оценят люди будущего эту память – решать потомкам. Они могут реальное принять за мистику, а мистику за реальное. Это не столь важно. Мистика тоже может быть по-своему загадочной и прекрасной. Лишь бы она не дурила людям головы, не была обманной, лживой и корыстной.

Случай в горах Коктебеля был одним из редчайших, непредсказуемых и даже сказочных в жизни Любы Полищук. Она просто физически не смогла вторично добраться до места заинтересовавшего ее явления, хотя на пути туда поставили пост, легко преодолимый за сравнительно небольшую взятку.

В 1999 году я написал о Любе статьи в газете «Хозяюшка» (приложение к газете «Вечерняя Москва») и в книге «Актерские истории». Сережа сказал мне, что она вырезала эти статьи, и они хранятся у них дома, а заканчивались они так: «Люба всегда старается дознаться до смысла любого текста, с которым работает, не стараясь показать себя недостаточно смышленой. И в этом желании, во что бы то ни стало вникнуть в глубину самого сложного образа, я вижу залог будущих успехов артистки Любы Полищук, а мастерство, для этого, если потребуется, она наберет, она, привыкшая учиться всю жизнь».

Ее скачки в познании образов – от самого примитивного до драматически и актерски сложнейшего в кинофильме «Любовь с привилегиями» не всеми замечены, даже коллегами, клявшимися в беззаветной любви к ней, не замечены потому, что они не сотворили в своем творчестве ничего подобного, крутясь на развлекательных образах, на том, чего и она сотворила в своей работе немало, а признать ее даже в одном фильме выше себя, умнее и глубже ни у кого не поднялась рука. Бог с ними, с коллегами по развлекаловке. История рано или поздно расставит всех по своим местам. Одного не вернуть, не увидеть – Любовь Полищук в роли булгаковской Маргариты. А жаль… И этому не поможет никакая мистика, тем более советская. И был еще один период в жизни Любы, когда она могла предстать перед зрителями в совершенно иной противозащитной ипостаси. Об этом она начинала говорить издалека.

О вкусах и культуре немалой части своих зрителей Люба Полищук судила по тому, какие интервью берут у нее журналисты. «А вообще-то я не люблю давать интервью, потому что они слишком много копают про быт, – откровенно признается Люба, – какую колбасу я люблю, какого цвета обои в моей спальне, сколько у меня любовников, как часто я их меняю и так далее. Молодежь, мечтающая о сцене, читая такие интервью, может получить урезанное и превратное мнение об артистической жизни и, увы, получает. У меня на этой почве возник казус с автором-исполнителем Варленом Стронгиным. Было это лет тридцать назад. В гастрольной поездке. Я никогда не забывала, что начинала творческий путь в самодеятельности Омска, что в юности мало читала, и однажды ругнулась при писателе полу цензурным словом. Слово вырвалось из моих уст и повисло в воздухе. Стронгин не сделал мне замечания, но по выражению его лица я заметила, что он мой жаргон не одобряет и даже удивлен услышанным. Я прикусила язык, минуты три молчала и поняла, что есть другие люди, с другой культурой, для которых моя мало или совсем неприемлема. И с этой поры я стала «копить» умных и культурных людей и очень обязана им пониманием хорошего искусства. А вокруг на нынешней эстраде, извините, бардак, лучше и точнее не определишь и стал еще больше, чем был. Есть очень благородные и культурные люди, но их единицы. Поэтому в программу своей жизни я первым номером поставила вопрос об уходе с эстрады и ушла. В правительственные актеры, мелькающие на праздниках и фестивалях, я не стремилась. Меня очень раздражал «правительственный» конферансье с елейной улыбкой и репертуаром, похожим на газетные передовицы. А я едва не стала обычной эстрадницей и могла бы подражать ему. Вот был бы позор. На счастье в то время у меня пропал голос. Много раз слушала артиста Художественного театра Владимира Трошина, проникновенно исполнявшего «Подмосковные вечера». Он эту песню прочувствовал всей душой, и она у него получилась. Сейчас от тех «Подмосковных» осталась одна песня: леса замусорены, вода мутная, воздух загазован, на пляжах грязь и порожние бутылки. И вряд ли они теперь вдохновили бы какого-нибудь поэта и композитора. «Враги сожгли родную хату» – гениальная по стихам и мотиву песня. Услышав ее первый раз, я расплакалась, настолько была растрогана. И поначалу была поражена, что журналистов не интересует мое истинное мнение ни о чем – ни об искусстве, ни о жизни. У большинства из них заготовлены трафареты, куда они вставляют имя очередного исполнителя. Мои подруги куда более умнее и образованнее. И я сама уже начала читать критические статьи режиссера Немировича-Данченко, писателя Ивана Алексеевича Бунина… Его литературные портреты Блока, Есенина, Маяковского буквально переменили мое сознание. Почему однообразны и примитивны наши критики? От них требуют не художественного анализа спектакля, а поверхностное описание, чтобы текст служил рекламой и занимал на полосе меньше места.