Федор Раззаков - Андрей Миронов: баловень судьбы

Как ни странно, но после расставания с Галиной постоянной девушки у Миронова так и не появилось. Он пытался ухаживать за некоторыми своими однокурсницами, а также девушками с других курсов, но во что-то серьезное эти связи обычно не выливались.

Вспоминает В. Лепко: «Домой к Андрюше ходили мальчишки, но меня он тоже несколько раз приглашал. Квартира меня поразила обилием фарфора, на стенах, на шкафах – везде тарелки фарфоровые. У нас – а жили мы в том доме, где сейчас находится Театр сатиры, – все стены были голые, только фотографии мамины. Андрюшина квартира хоть и не очень большая, но очень богатая, хорошо обставленная, изобилие диковинных, редких и красивых вещей, даже хотелось бы поменьше, на мой вкус.

Только один раз столкнулась дома с его мамой. Очень странные были отношения. У меня ощущения остались свои, непохожие на те, что наши однокурсники описывают. Может, потому, что я девочка или у нее настроение не заладилось в тот день, когда я к ним пришла, допустим. Может, она готовилась к концерту, не знаю. Она вышла, увидела меня и сказала:

– Да, да, да, здравствуй, деточка.

Она знала моих родителей еще со времен мюзик-холла. Довольно суховатая была женщина, строгая, я ее всегда побаивалась, честно говоря. Вот не знаю почему. От нее всегда каким-то холодом веяло, с первой встречи. Она так и ушла к себе, а Андрюша меня быстренько провел в свою комнату. И тут последовало новое разочарование… Мальчишки рассказывали, что мироновская домработница всегда, когда они приходили, их всех кормила, потому что студенты вечно были голодные. А я помню, мы сидели с Андрюшкой в его комнате, болтали, готовились к экзамену. Он к тому времени мне немножко понравился. Как мужчина он меня все-таки обаял, и потом его работы не могли оставить равнодушной. Я смотрела на него уже с восхищением, он мне нравился. И домработница сказала:

– Андрюша, иди ужинать!

И он пошел ужинать, а я осталась сидеть одна в комнате.

Я не была голодной, но меня это задело, даже травмировало. Как будто какой-то красивый, очаровательный, много раз слышанный миф – умер. В то время к моей маме весь двор приходил есть какую-нибудь картошку.

При всей моей симпатии к Андрюше я понимала, что он – домашний мальчик, мамин мальчик, это было ясно. Немножко даже подкаблучник. Тогда он казался достаточно избалованным, при маме, при папе. Но держали его в большой строгости. Конечно, мама всегда главенствовала в их семье, задавала тон, а Александр Семенович был более мягким, добрым, обаятельным. Вот от него не веяло холодом. Казалось, что скорее отец сделал сына, чем мать…»

Видимо, родители Андрея понимали, что их сын уже достаточно взрослый человек и нуждается в отдельной жилплощади, куда бы он мог смело водить как своих девушек, так и друзей. Те студенческие гульбища, которые Миронов устраивал в доме в момент отсутствия родителей, последним не могли нравиться: во время них опустошался бар Менакера, билась посуда и происходили другие нехорошие вещи. Поэтому на семейном совете было решено приобрести Андрею отдельную жилплощадь. Это переселение произошло в 1960 году, когда Миронов закончил второй курс. Отныне он стал жить в комнате в коммунальной квартире в Волковом переулке, что поблизости с зоопарком. Это была 18-метровая комнатка, разделенная на две половины – гостиная и спальня – полкой для книг. Кухня была крохотная – всего 5 метров. Однако и этому жилью Андрей был рад: в последнее время он стал тяготиться жизнью с родителями, особенно с матерью, которая пилила его и учила жить.

Первые годы учебы в «Щуке» Миронов был поглощен исключительно учебой. Его отец иной раз сетовал своим друзьям: дескать, сына несколько раз приглашали сниматься в массовках в кино, но он отказался – испугался отчисления из училища. Испуг сына отцу был понятен, его поражало другое – не слишком ли его сын прагматичен. Вон другие студенты все-таки каким-то образом умудряются и в массовках сниматься, и в училище учиться. В других начинаниях Андрей тоже не выделялся: если в детстве обязательно бегал на какие-то выставки, спортивные состязания, то теперь про все это начисто забыл. «Я в его годы чем только не занимался», – сетовал Менакер-старший.

В 1960 году Миронов переборол-таки свой страх и пришел на фотопробы к фильму « Прощайте, голуби». Однако его лицо режиссеру Якову Сегелю не приглянулось. Чего нельзя было сказать о другом режиссере – Юлии Райзмане. В мае 1960 года он вступил в подготовительный период с фильмом «Как это могло случиться» (в прокате картина получит другое название – « А если это любовь?»), повествующем о школьниках-десятиклассниках. Учитывая, что последней работой Райзмана была лента «Коммунист», выбор режиссера многим показался странным. Однако дальнейшие события показали, что Райзман с выбором не ошибся: «Любовь» хоть и не смогла сравниться по силе восприятия с «Коммунистом», однако полемику в обществе вызвала куда более острую. Речь в фильме шла об учениках десятого класса, о первой любви одноклассников Ксении и Бориса. Из-за непонимания со стороны взрослых эта любовь едва не привела молодых людей к трагедии – Ксения совершила попытку отравления, но была спасена.

На роли школьников Райзман искал профессиональных актеров – студентов творческих вузов. Он их нашел во ВГИКе и двух театральных училищах – Щепкинском и Щукинском. Первое учебное заведение представляли: Жанна Прохоренко (Ксения) и Евгений Жариков, второе – Игорь Пушкарев (Борис), третье – Андрей Миронов (Петя), В. Ганишну, Т. Приемская (школьники). Самыми опытными среди них были Прохоренко и Пушкарев, на счету которых уже были съемки в нескольких фильмах: Прохоренко блистательно дебютировала в 1959 году в пронзительной «Балладе о солдате», Пушкарев снялся в лентах «Жестокость», «Самые первые». Для Жарикова и Миронова фильм Райзмана стал дебютом.

В июне 1960 года администрация съемочной группы разослала письма во все вышеперечисленные учебные заведения с просьбой к руководству вузов отпустить своих учеников на съемки картины. Письмо ректору «Щуки» Б. Захаве по поводу Миронова, Ганишну и Приемской было отправлено 22 июня. Никаких проволочек ни с одним из утвержденных актеров не случилось.

Поскольку действие фильма происходило в одном из неназванных промышленных городов Союза, Райзман отказался от съемок в Москве и перенес натурные съемки в Киев. Там в одном из новых микрорайонов и начались съемки. На календаре было 25 июля 1960 года. Как будет вспоминать много позже сам А. Миронов: «Текст роли был невелик, и я стремился компенсировать это в перерывах между съемками: острил, развлекал как мог съемочную группу – старался изо всех сил. Как-то, после очередной моей шутки, Юлий Яковлевич подошел ко мне и тихо сказал: „Артист в жизни должен говорить гораздо меньше. Нужно что-то оставить для сцены и для экрана. Не трать себя попусту, на ерунду“. Эти слова Ю. Райзмана запомнились навсегда…»