Федор Раззаков - Андрей Миронов: баловень судьбы

Миронов в фильме вызывает одновременно и сочувствие и восхищение. Его удивительная органика, его способность сделать предельно убедительным каждый момент существования в кадре успешно микшируют фальшь ситуаций, а почти карикатурную прямолинейность выписанного Чаковским характера обращают как бы в житейскую маску, которую предпочитает носить в общем-то сложный, умный, способный чувствовать и страдать человек…

Плакатная прямолинейность художественного стиля фильма тянет каждого, кто в нем занят, к примитивной метафоричности… Черчилль слюняв, громоздок, как перекормленный бульдог, Трумэн похож на злодея в провинциальном театре, а герой Миронова, в силу протяженности его экранной жизни, проходит эволюцию от суетливого янки с наивными глазами большого ребенка, через зрелость, когда он уже как бы припудрен временем, к состоянию побитой собаки в финале.

Его губы трясутся. Он жалок. Человек в последней степени потрясенности. И мы понимаем все как раз на уровне авторского замысла: подчиняясь волчьим законам своего общества, Чарли совершил преступление против истины, написал клеветническую книжонку, это там в порядке вещей, это там привычно. Но теперь, при встрече с Вороновым, ощутив всю меру презрения своего бывшего советского друга, он, быть может впервые в жизни, почувствовал страшные муки совести – чувства, ему доселе неведомого.

Так это задумано. Так и исполнено актером. Актер должен играть – в том его профессиональный долг. А уж что из него потом сделает главный повар этой кинокухни, от актера мало зависит, – мы видели это уже по опыту «Повторной свадьбы»…»

Но вернемся в апрель 1985 года.

29 апреля Миронов после долгого перерыва вновь надел на себя костюм Мекки-ножа из «Трехгрошовой оперы». И отыграл его так, будто не ему совсем недавно была сделана сложная операция. А ведь в этой роли Миронову приходилось не только произносить текст, но также петь и лихо отплясывать.

Май начался для Миронова с «Прощай, конферансье!» (1-го). Эту роль он играл в очередь с Михаилом Державиным. 7 и 8 мая Миронов отыграл, казалось бы, давно подзабытое «У времени в плену». 9 мая это снова был «Прощай, конферансье!». 15-го он играл в «Ревизоре», после чего Театр сатиры взял недельную паузу, уступив свою главную сцену гастролерам – Софийскому театру «Слеза и Смех» (17–21 мая).

С 23 мая спектакли Театра сатиры возобновились, однако Миронов в них участия не принимал, посвятив это время концертам. Вспоминает Б. Поюровский:

«Миронов долгое время не давал концертов в Москве. Но я все-таки уговорил его выступить на сцене Дворца культуры ЗИЛа, где много лет вел занятия в Народном театральном университете.

Накануне нашей встречи в ДК я все же решил проверить, все ли остается в силе.

– Конечно. Я буду там за час: мне нужна небольшая репетиция с электриком, пианистом и радистом.

– А киномеханик вам не нужен?

– Вы с ума сошли! За кого вы меня принимаете? Что, я буду показывать киноролики и читать наизусть «Сон Татьяны»?

– А что же вы будете делать?

– Это вы как раз, надеюсь, увидите завтра.

Надо сказать, что вопрос мой был далеко не праздный. Многие актеры с куда более скромной кинематографической биографией большую часть встречи передоверяют киномеханику, оставляя за собой право на чтение стихов, басни или прозы, преимущественно юмористической, а также ответов на вопросы. Какие уж там репетиции?!

Естественно, в тот раз я тоже приехал за час до начала. Но оказалось, что Андрей все равно опередил меня. Он и его помощники прибыли сюда за два часа и сразу же приступили к репетиции. Позже к ним присоединился и Лев Оганезов – один из постоянных концертмейстеров Андрея, талантливый музыкант и единственный его партнер в концерте.

Репетиция была в полном разгаре, когда билетеры, охранявшие входы в зал, вынуждены были отступить под натиском толпы: двери распахнулись, и люди бросились занимать места. И это при условии, что мы договорились с устроителями держать тему занятия в строжайшей тайне, чтобы избежать «ходынки». Но, видимо, правы те, кто утверждает: то, о чем знают двое, не может стать тайной от третьего…

Андрей репетицию немедленно прекратил, ушел со сцены за кулисы и тут же объяснил, что он думает обо всем этом, а больше всего лично обо мне…

– Все! Я еду домой!

– Андрей, не надо так горячиться! Мы сейчас попросим всех выйти из зала, и вы спокойно продолжите репетицию.

– Я хочу посмотреть, как вам это удастся. Это даже интересно! – вызывающе бросил он.

Собрав всю свою волю, не успев еще переодеться и переобуться, я пошел к микрофону… Что говорил тогда, честное слово, сейчас не помню. Но, вероятно, вид у меня был такой, что слушатели немедленно, а главное, без шума все покинули зал.

Андрей как ни в чем не бывало вернулся на сцену и тихо сказал мне:

– Я был уверен: никто с места не сдвинется. Вы случайно не Джуна?

И, не переводя дыхания, продолжил репетицию. Как он возился с осветителями, с радистами, с концертмейстером! Сбегал в зал, возвращался к роялю, пел, танцевал, снова спускался в зал! Глядя на все это со стороны, я устал, а ему – хоть бы что!

Наконец он сказал:

– Ну все. Мы уходим. Можете пускать публику. Я буду готов к выходу через тридцать минут.

Почти два часа без антракта длился этот моноспектакль, где действительно не было ни фрагментов из фильмов, ни «разговора по душам» со зрителями, ни чтения наизусть. Монологи и сцены из спектаклей Театра сатиры, песни из фильмов и телевизионных постановок, специально приготовленные для эстрады номера… Одно органически вытекает из другого, без всяких пауз и особых комментариев. И главное, ощущение такое, что все это – сущий пустяк, ерунда, небольшая шалость. Никакого пота, никакого напряжения.

Представление окончилось. Зал, естественно, неистовствует. Поклоны, снова поклоны. Как в балете Большого театра…

Тук, тук, тук! – стучу в дверь актерской.

– Можно войти? Спасибо большое за доставленное удовольствие… – и только теперь замечаю, что Андрей снял с себя почти все, что на нем было надето, и тщательно выкручивает над раковиной умывальника.

– Это что, всегда так?

– Конечно, – отвечает он смеясь. – А вы как думали? Искусство требует жертв. – И после небольшой паузы добавляет: – Если вам действительно было не противно (обратите внимание на это выражение), вернетесь домой, позвоните, пожалуйста, маме, ей это очень важно. Ну и не сердитесь за начало. Я всегда ужасно волнуюсь перед выходом на сцену. Ведь все надо как следует проверить, а для этого необходимо иметь время…»

На сцену Театра сатиры Миронов в очередной раз вышел 28 мая – играл Савву Василькова в «Бешеных деньгах». 3 июня это был спектакль «Прощай, конферансье!», 4-го – снова «Бешеные деньги», 7-го – «Трехгрошовая опера».