Array Array - Шашки наголо! Воспоминание кавалериста

В одном из сел Витебской области, сохранившемся после фашистской оккупации, полк разместился на длительный отдых. Наша батарея заняла отдельный дом неподалеку от штаба полка. В доме разместились офицеры и тылы батареи. Расчеты построили себе легкие землянки. Для коней оборудовали открытые коновязи. Местное население, побывавшее под оккупацией, жило очень бедно. Выручала картошка. Если бы ее не было, население бы голодало, — есть было больше просто нечего. Картофель, приправленный толченым чесноком, да кусок черного хлеба были пищей и взрослых, и детей. Поскольку население голодало, плохо было и нам, и нашим коням. Не было ни сена, ни соломы. Получаемый для коней овес не мог восполнить отсутствия грубых кормов. Зима 19431944 годов стояла суровая. Кони стали падать в теле. За день они перегрызали толстые бревна коновязи. Возникла угроза массового заболевания коней коликами. Штабом полка было предложено счищать снег и срезать из–под него прошлогоднюю траву. Первые же попытки показали, что это напрасный труд. Трава под снегом была низкая и смерзшаяся с землей. Комбат старший лейтенант Агафонов собрал нас, командиров взводов и старшин, на совет и предложил снарядить обоз в три–четыре брички и направить его на поиски соломы с крыш заброшенных строений. Это было разумное решение, и все его поддержали.

На поиски соломы в другой район, километров за тридцать от нашего расположения, направили меня. Мне были выделены четыре брички с наиболее опытными ездовыми. Захватив необходимые снасти, слеги, веревки, топоры и вилы, сухой пае к на два дня, мы до рассвета выехали в северном направлении, где, как нам казалось, было больше разоренных войной сел. Утро было морозное, и колеса бричек скрипели, как сюрреалистический оркестр. Я ехал на передней бричке, замыкающей была бричка ездового Ведерникова: пожилого, коренастого, молчаливого, как все спокойные люди, мужичка. Погода была тихая, взошло солнце, и белый, чистый снег искрился под его лучами. Отъехав километров двадцать, мы стали проезжать поля недавних боев. Под снегом валялась разбитая боевая техника, недалеко, метрах в ста от дороги, у леса, задрав кверху ноги, лежала довольно упитанная обозная лошадь. Бричка Ведерникова остановилась, а сам ездовой с топором побежал, утопая в снегу, в сторону леса, туда, где лежала убитая лошадь. Я удобно устроился на своей бричке и был в полудреме. Про себя я подумал, что Ведерникову просто нужно оправиться, но зачем ему тогда топор?

Дорога в этом месте делала поворот, и я крикнул Ведерникову, чтобы он не отставал и догонял нас. Спустя полчаса Ведерников догнал нас, и мы в полном составе после короткой остановки, чтобы покормить лошадей, продолжали свой путь. К вечеру погода начала портиться, подул сильный, холодный ветер со снегом. Дорогу стало заметать, и к наступлению темноты мы сбились с дороги. Ехали по целине, по рытвинам и колдобинам, наугад. Неожиданно натолкнусь на одинокий полуразрушенный сарай. Стен у сарая не было, крыша завалилась к самой земле, но, к нашему счастью, она была покрыта соломой. Соскочив с брички, я осмотрел и пощупал крышу сарая. Солома была хотя и старая, но вполне пригодная для грубого корма. Для проверки кинул охапку соломы под ноги коней, и те сразу начали его есть. Воистину верна поговорка «Кто ищет — тот всегда найдет!». Снять солому с крыши и погрузить на брички, несмотря на метель, было делом нескольких минут. Две нагруженные соломой брички, плотно увязанные веревками, были почти половиной нашего задания. Назначив из двух ездовых одного старшим, я приказал им немедленно, не дожидаясь пока будут загружены остальные две брички, возвращаться в расположение части. Накормив коней, я с остальными бричками двинулся дальше на поиски новой удачи, предварительно разыскав дорогу и отправив по ней груженые брички. Ветер все усиливался, и нам впору было искать не солому, а ночлег для отдыха. Проплутав в темноте еще около часа, мы услышали отдаленный лай собаки. Держа направление на собачий лай, мы вскоре подъехали к одиноко стоявшему дому, как выяснилось после, чудом уцелевшему от целой деревни. В окне тускло горел огонек, и мы, привязав коней к изгороди, постучали в окно. Дверь нам открыла женщина неопределенного возраста, старушечьего обличья, и молодым голосом пригласила нас в избу. В избе было тепло, на столе тускло горела старенькая керосиновая лампа, освещая только стол. Все остальное было в темноте. Промерзшие до мозга костей мы с особым удовольствием сняли шинели, вытряхивая из них лютую стужу разбушевавшейся метели. Хозяйка предложила сразу нам отдохнуть с дороги и обогреться. Мне запросто сказала, чтобы я полезал на полати к ребятишкам и немного отдохнул, пока солдаты занимаются своими делами. Не дожидаясь повторного приглашения, я юркнул на нары в теплый, посапывающий клубок ребячьих тел и сразу же заснул. Разбудил меня Ведерников, приглашая к столу.

От стола приятно пахло вареным мясом и картошкой с чесноком. Пригласил за стол Ведерников не только меня, но и всех обитателей нашего приюта, а их оказалось столько, что все они не помещались за довольно обширным столом. Наскоро умывшись из рукомойника о двух сосках, повешенного в углу избы, я сел за стол. Подкрутив лампу, Ведерников распоряжался за столом, молча накладывая каждому по большому куску мяса. Дымящаяся картошка стояла на столе в двух котлах, и каждый брал ее по потребности. Особенно были рады дети, повскакавшие с полатей, как только запахло вкусным мясом. В одних рубашках они сразу пристроились на коленях у своих матерей. «А откуда появилось столько мяса? У нас же была всего одна банка тушенки в пайке», — мысленно задавал я себе вопрос. Такой же вопрос вслух задала и молодая женщина, которую, несмотря на ее стеснительные отказы, усаживал за стол Ведерников. Он же не моргнув глазом ответил, чтобы она не беспокоилась, так как нас, солдат, кормят очень хорошо, и мы всегда готовы поделиться с попавшими в беду людьми. Другая из женщин, что–то заподозрив, высказала сомнение:

— А не конина ли это? Я бы конину не смогла есть, меня бы сразу стошнило!

Но на все эти вопросы и сомнения никто не обращал внимания, никого не стошнило. Наоборот, все ели с большим аппетитом, усердно трудясь над большим куском мяса, заедая его картошкой с чесноком. Особенно усердно и с большим удовольствием ели дети, сверкая исподлобья своими большими глазами. Мясо оказалось мягким и сочным. Особенно нахваливала его молодая женщина, высказавшая сомнение о его пригодности, думая, что это конина. За разговором выяснилось, что В доме, кроме хозяев, приютились еще три семьи погорельцев с этой деревни. Все бабы да детишки малые. Мужики в армии и в партизанах. Деревню сожгли фашисты, а какая была живность, увели с собой. Этот дом чудом уцелел, осталась и собака, которая своим лаем вывела нас к дому. Ведерников угостил и ее костью с нашего стола.