Василий Аксенов - Ленд-лизовские.Lend-leasing

Ах, как он любил свою Котю, такую нежную, такую светло-большеглазую, такую русую рязанско-русскую! И вот загнали за восемь часовых зон поворачивать колесо на антияпонском береговом орудии.

На третий год войны однажды Акси-Вакси примчался из Тэпэи, где, кроме всего прочего, еще происходили обмены и торговля филателистическими марками. Только что он с Холмским договорился обменять три тувинских треугольных чуда на один занюханный «Гондурас». Он уж хотел добраться по этажерке до своего хранилища, когда услышал плеск воды. В полном одиночестве в своей выгородке тетя Котя принимала ванну. Она стояла в тазу, нагая, с налитой грудью, при небольших поворотах открывался то слегка ноздреватый зад, то таинственная арка, куда углублялась пропитанная мыльной водой губка. Вдруг тетя Котя прекратила на минуту полоскание и выпрямилась, чуть-чуть поддерживая груди. Строго прикрикнула: «Перестань подглядывать, Ваксик! Ведь ты же член нашей славной пионерии!»

Тетя Котя была дочерью тети Ксении. Ее отец, телеграфист Збайков, погиб в первых же боях Первой мировой войны. Тетя Ксеня, окучивая картофь и варганя для продажи к эшелонам топленое молоко, обеспечила первоначальное образование дитяти. Тетя Ксения вторично замуж так и не вышла, однако Котя подсуропилась найти воспитателя мужского рода, и это был не кто другой, как товарищ Комсомол. Комсомолочка Котя, проходя по трем смежным дворам, вызывала волнение среди юнцов типа «костя-капитан».

Однажды Акси-Вакси застал за полуразвалившейся террасой, где когда-то семейство предпринимателя Аргамакова угощалось кумысом с вишневым вареньем, всех трех «капитанов», что стояли носами в стенку, стонали и рычали неразборчивой страстью. Первым возопил, а потом и вышел из сумрачного угла восьмиклассник Дамирка Гайнуллин. Обтирал свой повисший орган заскорузлым носовым платком.

«Чё ты там делал, Дамир?» Тот ухмыльнулся: «Как чё? Шворили на троих со Шраниным и Савочко твою тетку Котьку. От хорош бабец, ничего не скажешь!»

Никакого бабца там не было. Разъяренный воспитанник Котельниковичей с налету дрочилам дал ногой по жопам. Удары совпали с мучительными откровениями. Первый, Гайнуллин, подставил и свою задницу под ваксятинский башмак. Мальчишка выскочил из жадных лап и отлетел на солидное расстояние. Неуклюже раскоряченные «капитаны» ковыляли за ним.

«Скоро и сам будешь дрочить, Вакса! Не попадайся тогда!»

А он был горд за то, что защитил прекрасную даму татарстанского комсомола.

Спустя некоторое время А-В нашел в тяжелых фотоальбомах дяди Фели ленты маленьких позитивов, сделанных на натуре. Туда же были вложены различные грамоты за общественные достижения: дядя Феля добился на этих поприщах нескольких большущих значков, почти равновесных народным орденам советского правительства. Здесь был и тяжелый Почетный знак Осоавиахима с рельефными изображениями противогаза с гофрированной трубой и авиационным пропеллером, а также знак ГТО на кованой цепочке, а также изумительный «Ворошиловский стрелок» за меткость попадания во враждебные сердца.

Грамот за достижения было намного больше, чем знаков: очевидно, потому, что металлы и лаки по себестоимости стоят выше, чем бумага. Среди этих грамот одна привлекла особое внимание Акси-Вакси. Это была Почетная грамота Татарстана, выданная Феликсу Котельниковичу за достижения в области фотографии.

На длинной череде крошечных позитивов изображен был уединенный пляжик на курортном казанском островке Маркиз, что на несколько верст ниже по течению великого водного потока Итиль. В праздничные дни и остров, и поток обычно наводняют трудящиеся. Едут с патефонами, чтобы полностью насладиться. Поют «Ну-ка, чайка, отвечай-ка!».

В обычные дни там пустовато. Крошечных пляжиков, похожих на снимки дяди Фели, там уйма. Тетя Котя позирует то купчихой в сарафане, то профурсеткой, будучи в лифчиках и трусиках. К ней приближается чистый «буржуй», родной дядя дяди Фели Искандер Федорович. Снимает соломенную шляпу. Сцена знакомства. Дядя Феля снимает, конечно, с треноги, как он часто делает, накрывшись с головой пиджаком.

Потом пошли некоторые кадры, снятые на самовзводе. Дядя Феля, поставив аппарат на механический спуск, поспешал к тете Коте и тесно прижимал ее к себе спереди. Дядя Искандер, не теряя ни секунды, прижимал племянницу сзади. При производстве такого сэндвича юная тетя Котя была, казалось, счастлива. И Акси-Вакси не понимал почему.

Таинственный мир молодых взрослых кружил голову несовершеннолетней пацанве, особенно на холмах и в оврагах парка ТПИ. Компании покалеченных юнцов и их подруг, «выпив за армию нашу могучую, выпив за доблестный флот», разбредались парочками по тенистым тропкам. Пацаны вслед этим парочкам шныряли по кустам, и с ними Акси-Вакси, хоть ему и было это зазорно. Вдруг выносились на какую-нибудь поляну, а там — жадные поцелуи. Вдруг под навесом какой-нибудь сирени обнаруживается апофеоз любви: стройные девичьи ноги в латаных чулках, а между ними две сильные ягодицы ходят ходуном. Девушка с ее дивным ликом стонет от страсти: «Ой, Лёнечка, ой, миленький, давай, давай!» А парень старается в лопухах, подсовывая ладони то под девичий затылок, то под ее лопаточки, то под нежную попку: тебе хорошо? тебе сладко? тебе, как мне, да?

Три пацана, Акси-Вакси, Крюк и Утюг лежат в куриной слепоте, вытаращив глаза и залепив рты. Подходят по папоротникам две почти взрослые фигуры — Шранин и Савочко.

«Это что за бл…ство тут кипит в вооруженных силах? Эй, лейтенант, кончай глумиться над несовершеннолетней! Шмок, давай на них поссым для санитарии!»

Влюбленный стоит в незаправленных штанах, держит костыль над головой: «Ни с места, гады, убью!» Девчонка рыдает: слезы, сопли и слюни проникают через пальцы. Недоросли продолжают мочиться, стараясь своими дугами достичь гнезда любви. Хохот.

«Крюк, Утюг, Акси-Вакси, легкая кавалерия, в атаку!»

Все перечисленные, кроме А-В, с посвистом, как бесенята, кружат по опушке. А-В вырывает здоровенный корень репейника и вращает его над головой, пытаясь утихомирить безобразную сцену. Высокий красивый раненый в накинутом лейтенантском кителе уводит свою девушку с поля боя. Обсвистав и обпохабив любовников, Шранин и Савочко хватают Акси-Вакси.

«Ну, гаденыш, предатель родины, теперь ты в наших руках! Эй, братаны, у кого веревка есть? Ну, теперь-то уж я этого отпиз…!»

В последний момент свободы А-В бросается вниз по откосу, катится сквозь заросли лопухов, папоротников, куриной слепоты, бузины, шиповника, репейника и, наконец, на самом конце откоса влетает, врубается в забор с колючей проволокой поверху. Он валится в волжские джунгли и долго лежит не в силах двинуться с места; такое ощущение, что отбил все внутренности, во всяком случае, о селезенке надо забыть.