Дмитрий Тарасов - Большая игра СМЕРШа

— Завтра рано утром. Если будете писать, то прошу не откладывать.

— Да, да, засуетилась она, я сейчас, сейчас. Только поставлю чайник. Отлучившись на две — три минуты на кухню, прибежала обратно, и. приткнувшись к столу, стала писать.

Представив мысленно ее рядом с Костиным, я с удовлетворением отметил для себя, что они будут отличной парой. Ольга была среднего роста, стройная, изящная, с привлекательными женственными формами юного тела, рельефно выраженными благодаря плотно облегающему их платьицу из простого ситца. Живое, приятное лицо, с ямочками на щеках, курносый носик, умные карие глаза, аккуратно уложенные каштановые волосы, полные чувственные губы — все это в совокупности делало ее по истине очаровательной.

Закончив писать, она смастерила самодельный конверт, запечатала письмо и вручила его мне, сказав:

— Вот, пожалуйста, передайте ему от меня большой, большой привет и скажите, что я жду, И тут же добавила — давайте пить чай, чайник, наверное, готов.

Я поблагодарил, извинился, что не располагаю временем, и стал одеваться.

Перед уходом, окинув взглядом еще раз ее крошечную, не более семи квадратных метров комнатку с весьма скромной обстановкой, но приятную и старательно прибранную, сказал:

— Да, Сережа просил передавать, чтобы о моем визите к Вам Вы пока никому ничего не говорили. Это может ему повредить.

Она удивленно, с какой-то детской наивностью, посмотрела на меня, очевидно, не понимая, чем это вызвано, но ответила:

— Хорошо, я буду молчать и ждать.

— Прощаясь, я пожал ее небольшую, крепкую, горячую руку и сказав, «до свидания», вышел на улицу.

Возвратившись на работу, я сразу же вызвал Костина, хотя было уже довольно поздно. Он показался мне несколько вялым, озабоченным.

— Вам что, нездоровится? Почему такое минорное настроение? — спросил я.

— Да нет, просто устал. Работал над диссертацией.

— Ну и как, поддается?

— Трудно, пока только теория, идеи, предположения, варианты. Без проверки на производстве вряд ли что-либо выйдет.

— Ничего, самое главное — не падайте духом, не теряйте надежды. Со временем будет и практика. Впрочем, оставим эту тему. Вызвал я Вас совсем по другому поводу. Для того, чтобы Вы станцевали. Что так удивленно смотрите, не верите? Вот, пожалуйста, полюбуйтесь — письмо от Ольги!

Помахав им, я, улыбаясь, заметил:

— Пока не спляшете, не получите. Обычай такой. Тем более, что ждет она Вас, да и девушка стоящая. Одобряю!

Костин смотрел на меня растерянно, не понимая, шучу я или говорю правду, и не решался что-либо сказать.

— Ну ладно, Сергей Николаевич, так и быть. Получайте. Плясать будем на свадьбе. Прочтете у себя. Но не забудьте, что завтра сеанс связи.

Отпустив Костина, я вскоре разобрал диван и лег спать, довольный ролью посредника в соединении двух любящих сердец.

Прошло два дня. Наступила дата, которую Костин не забудет никогда. Это было по существу его второе рождение. Запомнилась она и мне. Накануне пришлось крутиться как белке в колесе: то дно, то другое, то третье. И все по вопросу предстоявшего освобождение Костина из-под стражи. Нужно было подготовить жилье, экипировать, обеспечить средствами и питанием, оформить документы, решить многие другие вопросы, связанные с бытовым устройством и т. д.

Решение об освобождении Костина из-под стражи объявил ему сам комиссар. Присутствовали Тимов, Барников и я.

Петр Васильевич на этот раз был в мундире и казался еще более импозантным, чем в штатском костюме.

Предложив Костину сесть, он спросил: — Как чувствуете себя, Сергей Николаевич, как настроение?

— Спасибо, все хорошо.

— А как дела?

— Тоже хорошо, все нормально.

— Мне доложили, что вы работаете над диссертацией. Как на этом фронте?

— Трудновато, многое забылось, приходится начинать с азов.

— Это естественно, понятно, что если есть желание, то все преодолимо.

— Желание-то есть. Меня и там, у гитлеровцев, не покидала эта мечта.

— Тогда, думаю, все будет в порядке, тем более, что в вашем положении предстоят большие изменения, которые, я надеюсь, будут способствовать. Собственно я за этим вас и вызвал.

Комиссар встал, поднялись и остальные. Выждав минуту, Федов взял со стола зеленую папку, не спеша открыл ее и, обращаясь к Костину, сказал:

— Я рад сообщить вам, Сергей Николаевич, принятое руководством Наркомата решение о прекращении против вас уголовного преследования и освобождении из-под стражи. Это, как вы понимаете, является свидетельством большого доверия к вам и уверенности в том, что вы оправдаете его своим честным и преданным отношением к порученному делу. Позвольте сердечно поздравить вас и пожелать всего наилучшего.

Комиссар подошел к Костину и пожал ему руку. От неожиданности и внезапно охватившего чувства радости кровь ударила Костину в лицо, он растерялся, не зная, что сказать, а затем, торопливо поклонившись, выдавил:

— Благодарю вас, гражданин комиссар.

— Да нет, уже не гражданин, а товарищ. Теперь вы имеете полное право на употребление этого слова.

— Извините, товарищ Комиссар, — поправился Костин, еще больше смущаясь, и добавил, — я сделаю все возможное, чтобы оправдать ваше доверие.

— Есть ли у вас вопросы, Сергей Николаевич?

— Спасибо, товарищ комиссар, у меня все нормально, никаких вопросов нет.

— Тогда желаю здоровья и успехов.

— Еще раз благодарю за все.

Когда Костина поздравили присутствовавшие при этом товарищи, мы с ним покинули кабинет. Остальных задержал комиссар для рассмотрения других вопросов.

Перед уходом я спросил Барникова.

— Значит, Владимир Яковлевич, можно действовать, как договорились. Ждать вас не надо?

— Нет, не надо. Действуйте.

— Ну, товарищ «вольный казак», — обратился я к Костину, как только мы вошли в мой кабинет, — давайте прощаться с этими стенами и чтобы больше не попадаться; что тут из вашего имущества еще осталось?

— Да, пожалуй, ничего.

— А книги, конспекты?

— Все там, в камере.

— Тогда пошли.

Сдав Костина дежурному, я зашел к начальнику тюрьмы, договорился о конкретном часе его освобождения.

В обусловленное время Костин в сопровождении заместителя начальника тюрьмы вышел во двор с принадлежавшими ему личными вещами. Я усадил его в машину, взял у сопровождавшего пропуск на выход, и мы тронулись. Подхватив на Малой Лубянке Смирнова, взяли курс на Томилино.

Хозяева дачи, где якобы проживал Костин, встретили нас радушно. На веранде накрыли стол, уставив его витаминной продукцией собственного производства: отварная картошка, тертая морковь, крыжовник, черная смородина, разная зелень (салат, лук, укроп) и свежие огурчики. Я открыл банку свиной тушенки, банку говядины и торжественно поставил на середину стола бутылку портвейна три семерки, с трудом полученную в магазине «Стрела» на ул. Дзержинского. Все сели за стол. Обед по условиям военного времени оказался роскошным. Первый тост — за важность происшедшего события, непонятный хозяевам дачи, но ясный для Костина, — произнес я. Второй — предоставили Костину, высказавшему признательность за товарищескую поддержку и помощь. Заключительный тост произнес Смирнов, поблагодаривший хозяев за радушный прием и пожелавший здоровья и успехов в делах каждому из присутствовавших.