Федор Раззаков - Как уходили кумиры. Последние дни и часы народных любимцев

И снова – рассказ Ю. Славича: «О твоей неожиданной смерти я узнал, сидя в ленинградской гостинице. У меня болело сердце, интуиция подсказывала – надо позвонить в Москву. Я позвонил в Москву и узнал страшную весть…

Я все же успел на нашу последнюю встречу. В Театре киноактера установили твой гроб. Я подошел к тебе, лицо светлое, спокойное. И я, прости, подумал, наконец-то ты обрел покой, которого так тебе не хватало в нашей жизни. Стоял и думал, сейчас услышу голос режиссера: «Прекрасно, эпизод снят». Ты откроешь глаза, посмотришь на меня и скажешь: «Акция „Спасите детей“ в Ленинграде прошла удачно?». Но чуда не произошло. Подходили твои коллеги. Можешь быть спокойным. Того, что ты боялся, не произошло. Прощаться пришли только твои друзья. С «двойным дном», как ты называл некоторых своих коллег, на похоронах не было.

Мужики разного возраста и разных профессий, знавшие тебя и незнакомые, клали цветы и выходили в вестибюль курить. Смотрели друг другу в глаза и говорили: «Вот и нет нашего Федора (лучшая роль Спиридонова – Федор Савельев в „Вечном зове“ – Ф. Р. ). И его уничтожили».

На Ваганьковском кладбище в церкви ты лежал, а вокруг мерцали огоньки зажженных свечей. Священник сказал о тебе добрые слова. Гроб вынесли. Я взял твой портрет, и все мы пошли к твоему последнему месту жительства. На землю падали первые снежинки. Пришедшие на кладбище останавливались, пропуская траурную процессию, а когда узнавали, кого хоронят, тихо присоединялись к нам…»

СТАРУХИН ВИТАЛИЙ(футболист донецкого «Шахтера», кумир спортивных болельщиков 70-х годов, серебряный призер чемпионатов СССР 1975 и 1979 годов; скончался от двустороннего воспаления легких 10 августа на 52-м году жизни).

Рассказывает жена спортсмена Лариса Старухина: «Когда Виталий умер, о его смерти ходили разные слухи. Говорили, что он упал и сильно ударился ребрами, а потом началась пневмония. Не так все было, не так. Это в больнице, куда я его привезла с температурой под сорок и он уже бредил, Виталик сказал врачам, что упал с пятиметровой груши и чувствует, как ребра впились ему в легкие. На самом деле у нас в саду и груши-то никакой нет. Вы помните, какая жара стояла в августе? В огороде все сохло. Мы не разгибали спин и хлестали воду из холодильника. Он простыл, стал кашлять. Я ему горячее молоко с медом, а он ни в какую – и так пекло, а ты кипяток суешь! Несколько дней прокашлял, потом почувствовал слабость. Можно, говорит, я полежу, Лорик? На него это не похоже, он всегда моторный такой, ленью никогда не страдал. Ну полежи, полежи, говорю. Потом тронула рукой, а он весь горит. Решила „Скорую“ вызвать. А Виталий сердится – не вздумай медиков по пустякам тревожить, а то обижусь, все пройдет, найди мне только ацетилку. От аспирина ему полегчало. А утром опять. Тут уж я не стала советоваться, побежала искать телефон (Старухины жили в деревне Пантелеймоновка. – Ф. Р. ), вызвала «Скорую». Врач сказал: срочно в больницу, жар, тахикардия и гусиная кожа – плохие признаки.

Привезли мы его в больницу, температура – под сорок, а его в приемном отделении мурыжат. Ничего, терпит, с медсестрами шутит, он ведь известный был юморист… Наконец определили в пульмонологию, в палате еще несколько мужиков, узнали сразу: ух ты, Старухин! А он: мамочка, принеси, пожалуйста, телевизор, «Шахтер» со «Словенией» играет…

Я к врачу – что у него? А тот: он же у вас упал? Вот завтра сделаем рентген и скажем. Да не падал он, кричу, у него, наверное, пневмония, дышать больно. Список лекарств мне дали, в тот же вечер я их принесла. Дети деньги нашли, двести гривен. Утром рано опять в больницу, уже с телевизором, вижу по мужу – не легче. Бегу к врачу – диагноз поставили? Тот хладнокровен – всему, рассуждает, глядя куда-то в потолок, свое время, лучше купите это лекарство. Так я же вчера его принесла, возмущаюсь. А он поправляет – то отечественное, а надо импортное. Бегу в палату к Виталию: Бабусенька, ты потерпишь, дорогой? Потом по аптекам – такого лекарства нигде нет.

Последний шанс – иду в футбольный клуб «Шахтер». Но там уже никого, вечером игра, все на базе. Еще два часа мечусь по городу. И вдруг будто иглою в сердце – что-то случилось! Влетаю в палату, а его там нет, и кровать заправлена. «Где Старухин?» – кричу мужикам. В реанимации, отвечают. Ему капельницу делали, вливали гемадез, вдруг он выдернул иглу, вскочил и побежал на первый этаж к выходу. Я потом узнала, как это было. У дверей Виталик схватился за косяк и крикнул: «Лора! Ох, Лора, Лора…» А потом повалился. Что он хотел сказать мне перед смертью, что? Мучаюсь все эти дни, мечтаю, чтобы хоть во сне приснился, но сон ушел, не могу толком заснуть…

В реанимацию меня не пустили. Диагноз поставили после вскрытия – двусторонняя пневмония, плеврит. Дети позвонили в «Шахтер», сказали, что умер Бабуся. Попросили не сообщать об этом до матча. Когда транслировали игру по телевизору, голос за кадром сказал, что знаменитый Виталий Старухин тяжело болен…»

СТЕПАНОВА АНГЕЛИНА(актриса театра; скончалась 18 мая 2000 года на 95-м году жизни).

В последнее время перед смертью Степанова часто жаловалась на нездоровье, однако внешне держалась молодцом. Она даже нашла в себе силы присутствовать на 200-летии МХАТа, на сцене которого она проработала 64 года (1924–1988). Всем своим коллегам Степанова говорила, что собирается отметить свое 95-летие (оно должно было состояться в ноябре). Не вышло…

Степанова умерла в ночь на 18 мая в своей московской квартире. Во сне.

М. Розовский в газете «Культура» так откликнулся на смерть последней великой мхатовки: «Смерть Ангелины Степановой заставила вздрогнуть: кто мы? Чем и зачем занимаемся? Верны ли фудаментальным ценностям российского театра, среди которых понятия служения, может быть, самое сегодня потерянное?

Приходится стыдливо признать: великое «то, что было» вытесняется мелковатеньким «тем, что есть». А о «том, что будет», вообще страшно подумать…

Тем страшнее для нас наша сегодняшняя актерская деградация, наша сегодняшняя столь частая ориентация на пошлость и пустоту. Наш театр не в порядке, потому что душа наша не в порядке. Старые же мастера умели, несмотря ни на что, беречь свою душу. Это как бы входило в профессию.

Вот почему сегодня, когда служения нет или почти нет, театр быстро выдыхается, начинает мертветь, от него за версту несет нафталином. Ангелина Степанова, не дожив до 95-ти (!), смею думать, умерла молодой и не побежденной этой самой проклятой пустотой. Она умерла Мастером, которого не коснулось наше тягостное вырождение. Она выдержала «битву жизни» и ушла в небеса – прямиком к своим великим коллегам, нашим предкам, оставив нас в грустном размышлении о том, кто мы в сравнении с ними, на что себя тратим, на что транжирим, чем и зачем занимаемся».