Федор Раззаков - Как уходили кумиры. Последние дни и часы народных любимцев

Светлана, папа и медсестра сидели в кабинете у камина. Отец – в инвалидном кресле. Говорили мало. Вдруг он спрашивает: «Ты не помнишь песню Исаковского „В лесу прифронтовом“? Светлана помнила: „С берез неслышен, невесом слетает желтый лист. Старинный вальс „Осенний сон“ играет гармонист“. Тут запнулась. Он начал тихим голосом подсказывать:

Ей тут стало ясно, что именно из-за этих слов и вспомнилась ему песня. Слабеющим голосом он повторил: «…и что положено кому, пусть каждый совершит». Потом сказал: «Ну что, девчата, поехали на кровать». Помогли лечь. На какое-то время он забылся. Затем открыл глаза и позвал маму. Мама подошла. Отец взял ее руку в свои ладони, поднес к губам и поцеловал. Так он попрощался с нею. Закрыл глаза, и через несколько минут его не стало.

Мама после смерти отца прожила почти 8 лет. Но тихо гасла, как свечка. Подолгу сидела у окна, из которого была видна отцовская могила. Вспоминала его слова: «Видишь, Маруся, шестьдесят лет с тобой прожили и ни разу не разводились».

Теперь они лежат рядышком. В плиту на маминой могиле вмонтирована увядшая роза, сделанная из бронзы. Это не случайно.

Папа вставал очень рано, шел в сад, срезал самую красивую розу, наливал воду в стакан, опускал туда розу, после чего тихонечко входил в комнату, где спала мама. Ставил розу на тумбочку у изголовья и выходил… Так было всегда».

ШОСТАКОВИЧ ДМИТРИЙ(композитор, оперы: «Нос» (1928), «Катерина Измайлова» (1935) и др., оперетта «Москва – Черемушки» (1959), 15 симфоний и т.д.; музыка к фильмам: «Новый Вавилон» (1929), «Выборгская сторона» (1939), «Молодая гвардия» (1948), «Овод» (1955), «Гамлет» (1964), «Король Лир» (1971) и др.; скончался 9 августа 1975 года на 69-м году жизни).

В последние годы жизни Шостакович много времени проводил в больницах. Его мучали боли в печени, сильный кашель, одышка, у него плохо двигалась левая рука. Но все попытки врачей вылечить композитора ни к чему не приводили. Видимо, поэтому в марте 1975 года он обратился к услугам нетрадиционной медицины – пригласил к себе знахарку. Но и та оказалась бессильна. В июле Шостакович снова лег в больницу. 29 июля ему из Ленинграда позвонил его старый приятель И. Гликман. Последний вспоминает:

«К телефону подошла Ирина Антоновна (супруга композитора. – Ф. Р. ). От волнения она говорила со мной как-то отрешенно, стертым звуком, без интонаций. Она промолвила: «Сейчас к телефону подойдет Дмитрий Дмитриевич».

Поздоровавшись со мной, Шостакович сказал:

«Я чувствую себя лучше. Меньше кашляю, меньше задыхаюсь. Пиши мне на городской адрес. Здесь в больнице целый город».

После большой паузы он продолжал:

«Меня здесь продержат до 10 августа. Может быть, к 1 сентября приеду в Репино».

Мне вдруг сделалось страшно. Но я обнадеживал себя его словами, в которых не было ни одной жалобы, в которых звучала вера в то, что он вскоре вернется домой, а затем поедет в любимое Репино.

Быть может, при всей физической немощи, Дмитрий Дмитриевич не хотел сдаваться, а слабыми руками, по-бетховенски, «схватить судьбу за глотку».

К сожалению, дурные предчувствия не обманули Гликмана – это был его последний разговор с великим композитором.

В начале августа врачебный консилиум вынес вердикт: медицина бессильна. И Шостаковича отпустили домой, на дачу в Репино. Однако 3 августа ему стало так плохо, что врачи опять настояли на госпитализации. Но не лечить, а только облегчить страдания. В больнице Шостакович продолжал работать: корректировал листы Альтовой сонаты.

В пятницу, 8 августа, жена Ирина в очередной раз навестила мужа в больнице. Несмотря на то, что композитор выглядел неважно, настроение у него было бодрое. Прощаясь через несколько часов с женой, он попросил ее навестить его завтра пораньше, чтобы он затем успел посмотреть футбольный матч по телевизору (композитор с молодых лет был ярым болельщиком). Но когда Ирина 9 августа приехала в клинику, на пороге ее встретил главврач. По его лицу она поняла, что случилось непоправимое. Шостакович умер, так и не дождавшись ни ее, ни любимого футбола.

Похороны состоялись в Москве 14 августа. В тот день было холодно – всего 11–12 градусов тепла, небо затянули тучи. Траурная панихида состоялась в Большом зале Консерватории, что на площади Маяковского. Гроб с телом покойного был установлен на черном постаменте, покрытом бархатом. По словам очевидцев, Шостакович лежал с просветленным лицом, на устах застыла улыбка. Будто он был счастлив наконец разделаться с этим миром. Рядом с гробом был установлен стол, на котором лежали подушечки с наградами покойного. Кто-то играл на рояле произведения усопшего, какая-то певица и трио исполняли его циклы. Проститься с выдающимся композитором пришли немногие – в столице время отпусков, многие находятся за пределами города. В час дня началась гражданская панихида. Члены Союза композиторов занимают свои места слева от гроба перед микрофоном. Первым берет слово глава Союза композиторов Тихон Хренников. Он скажет хорошую проникновенную речь, которую на следующий день в газетах опубликуют в отредактированном и урезанном виде. Далее выступали: замминистра культуры Кухарский, немецкий музыкант Эрнст Майер, композитор Родион Щедрин и другие.

Вспоминает Г. Соболева: «После панихиды гроб вынесли по центральному проходу. Черный с белым, он был вынесен на плечах композиторов. Д.Д. в последний раз покидает столь дорогой ему Большой зал.

На улице военный оркестр играет «Грезы» Шумана. Под эту мелодию гроб вносят в специальную машину.

«Зеленой улицей» проехали мы до Новодевичьего кладбища. Здесь уже расставили на всем протяжении главной аллеи привезенные раньше венки. На площади оркестр военных музыкантов играет похоронный марш Шопена. Последние минуты прощания.

Выступают Отар Тактикашвили и Андрей Петров, родные прощаются с Д.Д… поднялся ветер, закрапал дождь, раздались ужасные звуки забиваемых в гроб гвоздей. Крышка навсегда закрыла великого человека.

Вот на плечах композиторов его понесли на старое кладбище, вглубь, направо. Там, под раскидистой рябиной и сиренью, лихие могильщики в синих блузах… очень ловко подхватили гроб и мигом опустили на постромках вниз.

Ирина Шостакович только успела взмахнуть рукой и схватиться за подбородок.

Максим (сын композитора. – Ф. Р. ) стоял в середине, прижимая к себе маленькую жену и сына. Жена его, востроносенькая блондинка, испуганно смотрела на работу могильщиков.