Валерий Завьялов - И невозможное вожможно

— Этот товарищ вас дожидается,— доложила секретарша.

— Прошу...

Полевой открыл дверь кабинета и жестом гостеприимного хозяина пригласил войти.

— Чем могу быть полезен?— спросил он, пристально разглядывая меня, вероятно стараясь угадать, зачем мог пожаловать этот странный посетитель.

— Ищу один из первых ваших рассказов «Галифе защитного цвета».

— Зачем он вам понадобился?— усмехнулся писатель.

— Я работаю в Библиотеке имени Ленина. К нам пришел запрос от читателя. Все перерыл, а рассказа ни в одном сборнике не нашел.

— Вы этого рассказа нигде и не найдете. Он был опубликован в «Калининской правде», а когда — не помню.

— Значит, придется смотреть газету за несколько лет.

— Зачем такой труд? Из-за одного слабого рассказа!..

— Но там ведь и другие ваши вещи печатались. Для библиографии пригодится.

— Да... а с «Калининской правдой» у меня связано много светлых воспоминаний. Именно там писал я о первых своих героях.

— А знаете, Борис Николаевич, я нашел героиню «Повести о настоящем человеке»!— сказал я и показал фотографию Маресьева с медсестрой Гаевской.— Живет она в Звенигороде на тихой зеленой улочке. Давно на пенсии. У нее седые волосы, но годы не смогли потушить молодого блеска ее добрых глаз. Она не любит рассказывать о себе. В Звенигороде никто не знал, что в войну она выхаживала в госпитале Маресьева. Ведь об этом разведал местный журналист Станислав Ерин и рассказал в одном из номеров журнала «Медицинская сестра».

— Наш брат журналист кого угодно разыщет, до всего докопается,— улыбнулся Полевой и просил продолжать.

— В сорок первом году она работала старшей сестрой в Сокольниках, в Центральном госпитале. В начале войны в госпиталь с фронта прибывало много молодых летчиков. Не всем из них было суждено снова расправить крылья. Об Алексее Маресьеве она рассказывала:

«Положили его к нам в палату для выздоравливающих зимой 1942 года. Ему ампутировали ноги. Когда ни придешь в палату — днем ли, ночью,— лежит и молчит и в одну точку смотрит. Сердце у меня щемит от жалости. Подойду, спрошу: «Алеша, может, поел бы чего?» Не отвечает. Однажды утром вошла в палату, гляжу, ожил мой Алеша, повеселел, а в обед добавки попросил. Потом уж узнала: комиссар из хирургического прислал ему журнал, а там статья о летчике, который без ноги летал. С тех пор Алексея словно подменили».

— Словом было все так, как вы описали в своей повести. Между прочим, Гаевская показала мне и письма Маресьева к ней. В одном из них я прочитал: «Уважаемая Ефросинья Филипповна, я очень рад за Вас, что, уйдя на заслуженный отдых, Вы продолжаете быть полезным человеком для общества. Все, кому пришлось быть в госпитале, помнят скромных тружениц в белых халатах. Сердечное спасибо Вам за этот благородный и самоотверженный труд, Высылая Вам на память свою фотографию, желаю Вам здоровья и всего лучшего в жизни. Ваш Алексей Маресьев».

— Интересно,— оживился Полевой.— А что вы еще знаете о ней?

— Она и сейчас трудится в Звенигородской больнице акушеркой, на общественных началах. Ее умелые, понятливые руки ловко делают привычное дело, помогают маленьким людям увидеть свет мирного дня.

Зашла секретарь и напомнила редактору о предстоящей встрече с иностранным писателем.

— Он уже выехал.

— Спасибо,— поблагодарил Полевой.— Когда будет верстка повести Владислава Титова, покажите мне ее.— А мне пояснил: — Сейчас у нас в «Юности» готовится к печати повесть «Всем смертям назло», написанная зубами. Ее автор Владислав Титов.

Полевой оживился, стал было рассказывать содержание повести, но в это время вновь вошла секретарша и доложила, что пришел иностранный писатель. Интересная беседа была прервана.

Вот уже второй год мы встречаемся с Лидой, и с каждой встречей веселая, никогда не унывающая девушка становится мне все дороже.

Однажды вечером, встретившись у памятника Пушкину, я крепко сжал ее руку.

— Осторожно, я же у тебя хрустальная,— напомнила девушка мои же слова.

В эту минуту у меня было к ней столько нежности, что я, поборов робость, признался:

— Лида, я тебя очень люблю... Будь моей женой… Только не смейся, пожалуйста. Ну что ты молчишь?

— Не думала, что ты такой храбрый. А как мы жить с тобой будем?

— Как все,— ответил я.

На другой день мы пришли в загс подавать заявление.

А сегодня наша свадьба. В сопровождении друзей мы отправились заключать союз на большую любовь и дружбу.

Ну вот, дорогой друг-читатель, на этом я и закончу свою исповедь. Но жизнь продолжается, и тебе, возможно, хотелось бы знать о дальнейшей судьбе героев записок.

Первая моя учительница Александра Ивановна Максимова на пенсии. Ушедший на заслуженный отдых Владимир Сергеевич Морошкин и теперь отдает весь досуг своему любимому краеведению.

Одноклассники мои Костя Макаров и Вася Агафонов закончили институты и работают в Подмосковье.

Наташа учительствует в Калининской области.

Миша Синельников, который советовал мне отправить трусость «бандеролью» домой, окончил библиотечный институт и в настоящее время член редколлегии журнала «Литературное обозрение».

Супруги Зверевы по-прежнему трудятся в доме отдыха «Связист». Выпестованный ими маленький кружок перерос в народный цирк. С мастерством самодеятельных артистов познакомились зрители ГДР, Венгрии, Чехословакии и Финляндии.

Федор Андреевич Колосов стал педагогом и помогал мне в работе над этой книгой.

Доктор Чернышев теперь работает в одной из поликлиник Академии наук СССР, а для моей семьи он безотказный врач и верный друг.

Сбылась мечта Петра Будникова: он художник Курганского Дома культуры. Недавно прислал приглашение на персональную выставку.

Вера Яковлевна Прохорова по-прежнему в 1-м медицинском институте имени Сеченова, я до сих пор поддерживаю с ней связь. Там иногда встречаю Ипполитыча. Его многолетние занятия лечебной физкультурой сделали свое дело: от парализации остался едва заметный след. Да и я сам чувствую ее чудодейственную силу.

Я часто смотрю на фотографию нашего институтского выпуска. Где-то теперь мои друзья-однокурсники?..

А теперь позвольте еще рассказать о том, как увидели свет эти записки.

Я начал писать их еще по совету Владимира Сергеевича Морошкина. Он и был их первым читателем. Побывали они в редакциях журналов, в издательствах, и везде один ответ: материал интересный, но сырой, не хватает литературного умения. Нужен, как выразились в одном издательстве, хороший помощник.

Зашел я как-то к Виктору Павловичу Попову. После найденной речи Н. Островского я сблизился с дружным коллективом музея.

Виктор Павлович познакомился с отзывами издателей (рукопись он читал раньше), подумал и сказал: