Царствование Николая Второго. Том 1

{80}В то время и президент французского министерства известный экономист M е л и н, который проводил во Франции протекционизм, также был против меня, как защитника денежного обращения, основанного на золоте.

У него был известный журналист экономист, который резко проводил эту идею, а именно Тьери. Все это довольно понятно, с одной стороны потому, что в то время, когда я начал вводить денежное обращение в России, то серебро еще не было окончательно обесценено и была надежда, что оно может получить опять устойчивую цену, в особенности, конечно, если Россия введет денежное обращение, основанное на серебре. А с другой стороны, вообще французы были за денежное обращение, основанное, если не на одном серебре, то по крайней мере на двух металлах, но никак не на одном золоте. Это потому, что Франция есть страна, которая имеет в обращении наибольшее количество серебра, а именно, она имеет, кажется, до трех миллиардов франков. Таким образом для французов это был вопрос в некотором роде карманный.

Император Александр III в вопросах денежного обращения, по крайней мере в тех предварительных мерах, которые я принял, меня вполне поддерживал.

Я должен сказать, что, конечно, вопроса этого он не понимал, так как вообще вопрос этот специальный, и в то время в России за исключением нескольких человек никто его не понимал; поддерживал же меня Император Александр III потому, что он мне доверял и верил в то, что то, что я хочу сделать и к чему я относился с такою страстью -- не может быть вредно России.

Когда я увидел, что Антонович в этом вопрос интригует -- я с ним расстался, тем более, что он вследствие той манеры, которой он придерживался в отношении служащих, вследствие крайней грубости и некультурности сумел вооружить против себя всех чиновников министерства финансов, как высших, так и низших.

Еще ранее прибытия Его Величества в Царское Село после посещения Франции я из банковских сфер узнал, что во время пребывания Государя Императора в Париже, президент тогдашнего министерства Мелин интриговал против моего твердого решения во что бы то ни стало ввести в России золотую валюту.

{81}Я тогда же писал Его Величеству о дошедших до меня слухах, но Его Величество ответил мне, что мои сведения суть ничто иное, как сплетни.

Но через несколько дней после этого, когда я был у Его Величества, Государь Император вынул из своего стола две записки и передал их мне, сказав:

-- Вот я вам отдаю записки, которые мне были поданы, по поводу предполагаемого вами введения золотой валюты в России, я их не читал, можете оставить их у себя.

Приехав домой, я начал рассматривать эти записки. Одна из записок -- была записка председателя совета министров Мелина, в которой этот государственный деятель позволил себе вмешиваться в чрезвычайно важное дело, касающееся России, и вмешиваться с точки зрения эгоистической, не личной, а эгоистической французской. -- К этой записке были приложены приложения, составленные известным, но заблуждающимся экономистом Тьери, сторонником серебряной валюты.

В этих записках авторы считали нужным предостеречь Государя Императора, что введение мною металлического обращения, основанного на золотой валюте, будет пагубно для России, и проводили мысль о введении валюты, основанной, если не исключительно на серебре, то, на биметаллизм, т.е. основанной как на серебре, так и на золоте, подобно тому, как это существует во Франции.

Я почел со стороны председателя совета министров французской республики такое действие в высшей степени некорректным, так как это вопрос чисто внутренний Poccии и ни русский Император, ни русское правительство не нуждалось в этом отношении в советах Мелина.

Некорректен этот поступок и потому, что председатель министерства выбрал приезд Государя в Париж, чтобы возбудить этот вопрос, причем, по-видимому, Его Величество сказал, чтобы Мелин прислал ему свои соображения в Петербург.

И вот эти записки, которые Его Величество передал мне, сказав, что их не читал и не намерен читать, были переданы Его Величеству французским послом в Петербурге, графом Монтебелло, за несколько дней до того, когда Его Величество передал мне их. Граф Монтебелло имел по этому предмету особое поручение от своего правительства, или вернее от президента министерства.

Одною из самых крупнейших реформ, которую мне пришлось сделать во время нахождения моего у власти, была денежная {82}реформа, окончательно упрочившая кредит России и поставившая Poccию в финансовом отношении наряду с другими великими европейскими державами.

Благодаря этой реформе, мы выдержали несчастную японскую войну, смуты, разыгравшиеся после войны, и все то тревожное положение, в каком доныне находится Россия.

Если бы не было сделано этой реформы с самого начала войны, последовал бы общий финансовый и экономический крах и все те успехи в экономическом отношении, которые достигнуты в последние десятки лет, пошли бы насмарку.

К этой реформе подготовляли наши финансы мои предшественники, как Бунге, так и Вышнеградский, но приготовления, сделанные ими, были сравнительно незначительны; в их время не был еще установлен окончательный план денежной реформы, даже в общих чертах, не говоря уже о всех деталях.

Все это было совершено мною и приведено в исполнение совершенно против течения; я имел за собою доверие Его Величества и благодаря его твердости и поддержке мне удалось совершить эту величайшую реформу. Это одна из реформ, которые, несомненно, будут служить украшением царствования Императора Николая II.

Против этой реформы была почти вся мыслящая Россия: во 1-х, по невежеству в этом деле, во 2-х, по привычке, и в 3-х, по личному, хотя и мнимому интересу некоторых классов населения.

По невежеству, потому что этот теоретический вопрос был в то время чужд даже большинству русских экономистов и финансистов.

Действительно, так как мы в России со времен Крымской кампании находились в режиме бумажно-денежного обращения, то самое понятие о теории и практике металлического обращения у нас в обществе, в прессе и между образованными людьми, совсем утратилось. Все привыкли к бумажно-денежному обращению, как люди привыкают к некоторым хроническим болезням, хотя понемногу и ведущими к полному расстройству организма.

Так как все лица, заинтересованные в экспорте наших продуктов и, преимущественно, сельские хозяева, считали, что им выгодно денежно-бумажное обращение, так как с понижением цены нашей денежной валюты, они как бы более получают за свои продукты, именно знаками этой расстроенной денежной валюты.

{83}Так например, в те времена наш рубль еще считался равным четырем франкам, в действительности же он упал так, что он равнялся около 2 1/ 2франкам. Следовательно, на то количество франков, которое получал каждый землевладелец, продавая заграницу, скажем, пуд пшеницы, -- чем рубль стоял ниже, тем он более получал рублей и копеек, а потому и считал, что ему выгодно, чтобы курс понижался.