Царствование Николая Второго. Том 1

Я помню, что еще несколько недель до смерти министра иностранных дел Гирса я как-то у него был и говорил с ним о международном положении. Гирс сказал мне тогда, что вообще беда с военными, которые непременно хотят создавать события, вызывающие войну, и заслуга Императора Александра III именно и заключается в том, что при нем все эти затеи падают.

{90}Когда я спросил: а из этих затей какие он считает наиболее опасными? -- Гирс мне сказал:

-- Я бы вам советовал взять из министерства иностранных дел дело о том, как генерал Обручев хочет захватить Босфор, передвигая туда войска на плотах. -- Эта мысль в военном министерстве весьма укоренилась и после нашей последней Восточной войны, в конце царствования Александра II и в начала царствования Александра III на Босфор ездили и инкогнито и прямо официально несколько наших офицеров генерального штаба, во главе их был генерал, -- тогда еще полковник -- Куропаткин, который делал всякие рекогносцировочные соображения о том, как и при каких условиях можно захватить Босфор и там укрепиться.

Управляющий министерством иностранных дел Шишкин во время совещаний большей частью молчал или говорил отдельные фразы, ничего определенного не выражающие.

Управляющий морским министерством Тыртов, по-видимому, не особенно сочувствовал соображениям Ванновского и Обручева, но не имел смелости им твердо возражать, а только указывал на некоторые условия, которые необходимо выполнить с точки зрения морской, для того, чтобы это предприятие могло удаться.

Таким образом единственно кто возражал и возражал весьма настоятельно, резко и решительно против этой затеи -- был я. Я указывал, что эта затея приведет, в конце концов, к европейской войне и поколеблет то прекрасное политическое и финансовое положение, в которое поставил Российскую Империю Император Александр III.

Его Императорское Величество, как председатель и как русский неограниченный Царь, никаких мнений не выражал, только задавал различные вопросы. Но, зная моего Государя, я видел, что его симпатии в данном случае не находятся на моей стороне.

После неоднократного обмена возражений между мною, с одной стороны, и Нелидовым, Обручевым и Ванновским -- с другой, Его Императорскому Величеству угодно было в заключение сказать, что он разделяет мнение нашего посла.

Таким образом, вопрос по существу был кончен и, в сущности, было решено вызвать такие события в Константинополе, которые бы дали нам право и возможность высадиться в Босфоре и занять Верхний Босфор; тогда войти в сношение с султаном и в случае, если он станет на нашу сторону, то обещать ему наше покровительство. Следовало немедленно начать приготовления по этому предмету {91}десанта из Одессы и Севастополя. Когда же окажется, по соображениям посла, что наступил момент -- десант этот двинуть, -- он должен дать депешу нашему финансовому агенту в Лондоне -- Татищеву, в такой редакции, что ему поручается купить такое-то количество хлеба. Татищеву должна быть дана инструкция, -- что и было тогда же сделано, -- чтобы он немедленно эту телеграмму передал управляющему государственным банком, которым в то время был Плеске (впоследствии в 1903 году Плеске заменил меня в качестве министра финансов), а Плеске должен был передать эту телеграмму морскому и военному министрам.

Нелидов поехал в Константинополь, горя желанием осуществить свою заветную идею -- захвата Константинополя, во всяком случае Босфора, а сигнал его к отправление десанта считался на столько близким, что я сделал распоряжение, чтобы Плеске ночью постоянно имел дежурного чиновника, дабы в случае, если получится телеграмма из Лондона о закупке хлеба, чтобы она ему немедленно была передана, дабы ни в какой степени не замедлилось отправление судов из Одессы и Севастополя с войсками.

Управляющий министерством иностранных дел Шишкин составил журнал этого совещания, причем в журнал совещания все соображения, приведенные к этому заключению, были изложены, как единогласные.

Получив проект журнала, я написал Шишкину письмо, что никак не могу подписать этого журнала, так как нахожу, что там предполагаются такие меры, которые приведут Poccию к большим бедствиям, а потому прошу его испросить разрешения Государя: или поместить мое особое мнение в журнале, или же, хотя бы кратко сказать, что я со всеми этими соображениями и заключениями совсем не согласен, так как я не желаю принять перед историй ответственность за эту затею.

Шишкин был поставлен в затруднение, но, тем не менее, написал о моем письме Государю Императору. Государь Император был так милостив, что разрешил изменить журнал и написать там о том, что я со всеми этими соображениями не согласен.

Это было высказано в самом начал журнале в такой форме, что "по мнению статс-секретаря Витте занятие Верхнего Босфора без соглашения с великими державами по настоящему времени и при {92}настоящих условиях крайне рискованно, а потому может иметь гибельное последствие."

Журнал этот был утвержден Его Императорским Величеством 27-го ноября 1896 года, причем Его Императорское Величество на журнале, кроме того, сделал заметку, вполне укрепляющую решение большинства членов совещания, а следовательно, и вполне не разделяющую моих возражений.

Я, конечно, ожидал, что все это дело кончится большими бедствиями, а потому не мог тогда же не высказать моих сомнений и тревог двум лицам, которые были весьма близки к Его Величеству, и к словам которых Его Величество не мог выказывать никакого раздражения, а именно, дядя Его Величества Великому Князю Владимиру Александровичу и обер-прокурору Святейшего Синода, бывшему преподавателю Государя Императора, Константину Петровичу Победоносцеву. Они мне на мои сомнения и на мои тревоги ничего не высказали.

Но Победоносцев, прочитав копию журнала, которую я ему дал, ознакомившись с моим особым мнением, 28-го ноября написал мне: "Спешу возвратить и поблагодарить за присылку. Iacta est alea Помилуй нас Бог!"

Тем не менее, под влиянием этих лиц, или же под влиянием той силы, которая руководит всем миром, и которую мы называем Богом, Его Императорское Величество изменил свое решение и, как только Нелидов доехал до Константинополя, он получил указания, которые воспрепятствовали ему совершить ту затею, которую он задумал.

Но Государь Император был несколько дней после заседания, по-видимому, мною недоволен. Как раз 27-го или 28-го ноября в Царскосельском дворце было заседание Сибирского Комитета. В этом заседании рассматривался проект концессии, данной китайским правительством на сооружение Восточно-Китайской дороги (см. выше, стр. 46, сл.) мною и Ли-Хун-Чаном.

В виду моего представления, Его Величеству благоугодно было сказать несколько весьма сочувственных слов по поводу смерти князя Лобанова-Ростовского.