Алла Марченко - Лермонтов
- Название:Лермонтов
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ, Астрель
- Год:2009
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-062584-0, 978-5-271-25664-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Алла Марченко - Лермонтов краткое содержание
«Если бы этот мальчик остался жив, не нужны были ни я, ни Достоевский». Народная молва приписывает эти слова Льву Толстому. Устная легенда выразительнее, чем иные документы. С этой мыслью и движется повествование в книге «Лермонтов», которое А.Марченко строит свободно, разрушая стереотипы и устаревшие суждения, но строго придерживаясь маршрута судьбы и масштаба личности поэта.
Лермонтов - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Дюма ехал дорогой Лермонтова:
«Мы перерезали территорию Шамиля… Странная машина – человеческий ум. Знаете ли, чем занимался мой ум за это время? Невольными воспоминаниями и невольным переводом на французский язык оды Лермонтова, с которой меня познакомили в Петербурге и о которой я даже совершенно забыл. Ода называется “Дары Терека”… Никакой шум не соответствует лучше поэтическому размеру, как шум реки».
Дюма ехал дорогой Лермонтова.
Ту же дорогу осиливала умирающая Евдокия Ростопчина, сопровождаемая в одиноком своем путешествии лермонтовской строкой: «Мы шли дорогою одной».
Нет, нет, милый Михаил Юрьевич, разными! И смерти нам Господь разные послал.
Дюма путешествовал.
Евдокия Петровна умирала.
Стояло лето 1858 года. Евдокия Петровна занемогла еще прошлой весной, но ни она сама, ни домашние не хотели видеть болезни, объясняя ее печальными обстоятельствами. Дома – ад. Девочки пугливы, робки, дурно одеты. Муж раболепствовал перед тронувшейся умом матерью. Чтобы угодить ей, часами низал ожерелья из стеклянных бусин в подарок крепостным новобрачным: грошовое благотворительство было вторым, после разноцветных попугаев, хобби Ростопчиной-старшей. Свекровь, не выходя из своих покоев (не комнаты, а вольеры для экзотических птиц), знала о каждом шаге невестки: и кто в гости зашел, и о чем говорил, и до какого часа сидели.
Когда-то Катюша Сушкова, кузина, завидовала ее апартаментам, особенно кабинету. В последние годы, когда обстоятельства заставили Ростопчиных переехать к свекрови, у Евдокии Петровны не то что кабинета – гостиной не было: спальня, темная каморка и комната для прислуги. Это было все, что соблаговолила выделить неугодной невестке графиня Екатерина.
Додо, уже больная, продолжала выезжать и, целуя дочерей, которых отец и бабка не выпускали из дому, объясняла: «Меня упрекают в том, что я люблю выезды и стараюсь не оставаться дома. Пусть бы мои обвинители попробовали, какова моя домашняя жизнь».
Девочки не возражали, они обожали мать.
Но год назад в обществе домашний врач хозяйки, сидевший во время обеда визави с Додо, вполголоса сказал приятелю графа Андрея Федоровича: «Предупредите графа Ростопчина, его жена опасно больна, у нее все признаки рака…»
Ростопчин, женившийся от нечего делать и долгие годы изводивший жену тайной ревностью к ее писательской популярности, к ее отдельной, независимой от него жизни, перед лицом смертной беды повел себя неожиданно: затосковал, растерялся, не спросясь у матери, кинулся в Петербург, к знаменитому спириту Юму: молва утверждала, что на счету у кудесника несколько чудесных исцелений. Умолял, обещал бешеные деньги, но Юм отказался, сославшись на то, что болезнь запущена.
Граф был еще в Петербурге, когда в Москве объявился Дюма. Знаменитый романист, знакомый с Ростопчиными еще по Парижу, был когда-то слегка неравнодушен к графине. Но не эти давние сантименты заставили его нанести визит. Автор «Монте-Кристо» собирался переводить Лермонтова, а может быть, даже и роман о нем написать, ему нужны были подробности. Петербургские гиды на все его вопросы об авторе «Героя…» только разводили руками: мелькнул-де, как комета, не успев оставить след в памяти. Дюма настаивал, и ему посоветовали обратиться к Ростопчиной. Графиня обещала сообщить все, что знает и помнит, Дюма откланялся, на том и расстались.
Евдокия Петровна принялась за работу. Она всегда писала легко и даже слегка кокетничала этим, хотя и понимала, что легкость, без приложения труда на обработку, вредила достоинству ее слога. Но жизнь бежала так быстро, а издатели теребили, им нужно было имя, делающее сбор.
Заказ Дюма требовал не просто обработки, а тщательной отделки слова и фразы, да и сюжет исключал украшения и небрежность; впервые в жизни Додо писала просто и чисто:
«Созрев рано, как и все современное ему поколение, он уже мечтал о жизни, не зная о ней ничего, и таким образом теория повредила практике. Ему не достались в удел ни прелести, ни радости юношества; одно обстоятельство, уже с той поры, повлияло на его характер и продолжало иметь печальное и значительное влияние на его будущность. Он был дурен собой, и эта некрасивость, уступившая впоследствии силе выражения, почти исчезнувшая, когда гениальность преобразила простые черты его лица, была поразительна в его самые юные годы. Она-то и решила его образ мыслей, вкусы и направление молодого человека с пылким умом и неограниченным честолюбием».
Работа продвигалась медленно. Иногда по одной фразе в день. Боли становились все мучительней, передышки случались все реже и делались все короче, опиум больше не действовал.
«Главная его прелесть заключалась преимущественно в описании местностей: он сам, хороший пейзажист, дополнял поэта – живописцем; очень долго обилие материалов, бродящих в его мыслях, не позволяло ему привести их в порядок, и только со времени его вынужденного бездействия на Кавказе начинается полное обладание им самим собою, осознание своих сил и, так сказать, правильное использование своих различных способностей».
Сентябрь подходил к концу, а графиня все еще не могла исполнить заказанную ей работу. Обессилев от болей, посылала дочерей к Иверской Божией Матери: ставить свечи и молиться, чтобы смерть положила конец ее страданиям.
Дочери торопливо исполняли комиссию и стремглав бросались домой в страхе не застать мать в живых.
А Евдокия Петровна работала, и фраза ее была точна, как скальпель уже ненужного ей хирурга:
«Возможно ли, – сказал он секундантам, когда они передавали ему заряженный пистолет, – чтобы я в него целил?
Целил ли он? Или не целил? Но известно только то, что раздалось два выстрела и что пуля противника смертельно поразила Лермонтова. Таким образом окончил жизнь… поэт, который один мог облегчить утрату, понесенную нами со смертью Пушкина. Странная вещь! Дантес и Мартынов оба служили в Кавалергардском полку».
Письмо графини Ростопчиной, как и договаривались, Дюма получил в Пятигорске, но ответить не смог: Евдокии Петровны Ростопчиной-Сушковой уже несколько недель как не было в живых.
Романа о Лермонтове Дюма так и не написал, но семь стихотворений, созданных в последние два года жизни поэта, перевел, стремясь, насколько это было в его возможностях, сохранить оригинальность подлинника.
Выбор также подсказала Ростопчина:
«От времени второго пребывания в этой стране войны и величественной природы исходят лучшие и самые зрелые произведения нашего поэта. Поразительным скачком он вдруг самого себя превосходит, и его дивные стихи, его великие и глубокие мысли 1840 года как будто не принадлежат молодому человеку, пробовавшему свои силы в предшествовавшем году; тут уже находишь больше правды и добросовестности в отношении к самому себе, он с собою более ознакомился и себя лучше понимает, маленькое тщеславие исчезает, и если он сожалеет о свете, то только в смысле воспоминаний об оставленных там привязанностях…»
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: