Array Array - Без знаков препинания Дневник 1974-1994

Его драматическая одаренность не вызывает сомнений: это началось еще со спектакля у Сергея Юрского [ 96 ] Имеется в виду телеспектакль «Фиеста». . Из основных достоинств — диапазон: от «нормального классицизма» (использую термин Бродского) до бродвейских мюзиклов с Лайзой Минелли. Но главное в нем — сплав и соразмерность всего: все девять муз служат ему, как служили когда-то Аполлону. Помогая укрупнить мысль — насколько это вообще в балете возможно. Оттого я не встречал у него движений ради движений, жестов ради жестов. Все объясняет мой Голохвостый: «Ум служит не для танцевания, а для устройства себя, для развязки своего существования». Думаю, и с существованием у него все в порядке.

С Натальей Макаровой меня познакомил ее бывший супруг Леня Квинихидзе. Сидели мы за одним столиком в ленинградском Доме кино, о чем-то беззаботно болтали. У нее короткая юбочка, звонкая речь, я бы сказал — легкомысленная... Я не мог тогда предположить, что когда-нибудь испытаю потрясение от ее танца. Не восхищение — именно потрясение! Я увидел две сцены из балета «Онегин» [ 97 ] Балет «Онегин» поставлен Дж Кранко на музыку П.И. Чайковского. и, выключив телевизор, долго потом сидел в темноте. Передо мной светились ее руки, рвущие онегинское письмо.

Балетный артист (как и оперный — при желании!) может достичь куда большего воздействия, чем драматический. Объяснить это несложно: взаимослияние с музыкой! Оно редко происходит, к нашему счастью, но уж если происходит — нам нечего равняться. Мы — где-то в третьей позиции со своей прозой жизни... Возможно, только документальное кино превзойдет по воздействию Барышникова, Макарову... Марию Каллас... Впрочем, именно их и можно будет увидеть в тех документальных фильмах, которые останутся для новых поколений.

Интересна придумка с гипнозом. Мой герой, глядя на Клюева, вспоминает, что в другой жизни, очень давно, может быть во времена Стеньки Разина, они были знакомы. Соотношение то же: слуга — хозяин. Он и Марию как будто из той жизни вызывает, и Клюева заставляет дирижировать хором одним лишь взглядом, прожигающим. Сначала у того рука задвигается в такт Моцарту, потом со сцены уйдет дирижер и — дорога для него открыта.

Только гипноз — оборотная сторона рабства, вековечного рабства. Русский человек всю свою историю под гипнозом. Это для него привычно — на спине носить, веничком парить, любую прихоть исполнять. Он — на содержании у Системы. А идея не в том, чтобы над ним поглумиться, а показать, растолковать, что идея «светлого будущего», то есть «светлого рабства», не кем-то придумана, а им же самим — русским богатырем. На самом дне, так сказать, и зародилась. И он это замечательно научился делать — прислуживать... за столько-то лет...

Не знаю, будут ли у нас еще встречи с Вадимом и Сашей [ 98 ] Автор сценариев всех фильмов В.Ю. Абдрашитова — АА Миндадзе. , но начались они с того, что ехал я в вагоне скорого поезда. Поезд остановился... А кончается (пока, во всяком случае) тем же — Клюев и Мария бегут за отъезжающим составом. В нем я. И, значит, круг замкнулся.

Я отпущен в творческий отпуск Во МХАТе буду играть только «Кроткую».

А у них сегодня премьера «Дяди Вани»... Я не увижу. Да и какое это имеет значение? А измена и предательство — имеют решающее.

Историческая для меня дата — первая репетиция «Павла». Читка по ролям, знакомства... «Здравствуйте, я — Олег Борисов...» От всего этого грустно. Почему я в чужом, неизвестном мне театре, а не у себя? А где это у себя? Когда заполнял анкету, подумал: все равно надо было чем-то заняться, не сидеть же без дела. Летом прочитал вольтеровского «Кандида», на которого так ополчился мой новый знакомый Павел Петрович. Там есть фраза, которой буду себя тешить: «Все события связаны неразрывно в лучшем из возможных миров».

В 9-30 поехали в Лефортово смотреть, как муштруют роту почетного караула. Мокрые ребята. Ритм. Рассыпается барабанная дробь. Подхожу к барабанщику, он дает полный отчет: «Кожа трехгодовалого быка, кленовые палочки... все, как положено». Спрашиваю у него, как служится. «Скука! — отвечает он как-то расхлябанно. — Никакого повышения...» — «Но нюни-то распускать негоже!.. Знаешь, что бы Павел за такой ответ?..» Рассказываю ему об одном указе только что вошедшего на престол государя. Касается гвардии.

В состав элитных гвардейских полков были включены батальоны из Гатчины без какого-либо отбора — таким образом, обыкновенные поручики тут же становились капитанами гвардии. («В походе король свою армию переиначил...») Этой несправедливости не стерпели многие офицеры и генералы, привыкшие носить блестящие екатерининские мундиры. Униженные, они решили покинуть службу. Их неповиновение не устроило Павла, и он издает новый указ... Прошу барабанщика изобразить гороховую дробь и опираюсь на первую попавшуюся палку: «Повелеваю тем, кто подал прошение об отставке, в 24 часа покинуть столицу нашу Петербург и перебраться в свои поместья!»

«Какие это поместья?.. Он что, рехнулся?» — раздались смешки офицеров, и многие из них поспешили в свои дома, находившиеся в Петербурге. Там они были задержаны как государственные преступники, отправлены за черту города и без вещей оставлены на дороге. А писарю, что не указал на ошибку (в части поместий), император назначил двести палок. На моего барабанщика эти «указы» произвели впечатление: «Здорово... в один день выбиться в офицеры! Я бы такому государю служил верой и правдой!»

Разумеется, такой сцены с барабанщиком не было — я лишь помахал военной тростью, как на вахт-параде перед Михайловским замком.

Вникаю в его поступки, вчитываюсь в указы. Внедрить верных ему людей в старую гвардию, которая служила его матушке и незаконно свергла отца? Это разумно... Кстати, отцу, преданному забвению, были оказаны такие же погребальные почести, как почившей матушке. Павел отправился в Александро-Невскую лавру и приказал вскрыть его могилу. После чего достал из нее сохранившуюся еще перчатку Петра III и поцеловал ее, встав на колено. Расплакался и шепнул священнослужителю: «Бог рассудит, кто прав, кто виноват... А на этой земле их тела отныне будут рядом — словно умерли вместе...» И произвел в генерал-аншефы барона Унгерна, попавшего в немилость после смерти Петра. Так же как и других достойных лиц, служивших отцу верой и правдой, вызвал из небытия.

Когда мы уезжали из Лефортова, я наткнулся на рядового, несшего портфельчик и теплую шапку командира роты. Так положено по уставу? Возможно... Но прошел бы равнодушно Павел мимо такого случая? В книге А Болотова [ 99 ] Речь идет о книге AT. Болотова «Записки очевидца. Воспоминания. Дневники. Письма». описано нечто похожее: Павел становится свидетелем того, как рядовой солдат с благоговением несет чьи-то шпагу и шубу.