Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне

Отметим, что Высоцкий пока еще боится связываться с контрабандой. Но пройдет всего лишь несколько лет, и летчики «Аэрофлота» по его просьбам будут привозить ему наркотики, и никаких возражений у него это вызывать уже не будет. Впрочем, в том случае страх от возможного разоблачения будет перекрываться сильной наркотической зависимостью, справиться с которой артист будет не в состоянии.

В томилинском концерте Высоцкий выступал в первом отделении. Его выступление зрители приняли на «ура», в результате чего он вынужден был остаться на сцене дольше положенного, чтобы исполнить несколько песен на «бис». Стоявший за кулисами Борис Брунов на это сетовал: «Уже мое время выступать, а он все не уходит». Во время выступления у Высоцкого лопнула на гитаре одна струна, и он, уйдя за кулисы, обратился к ребятам из модного ВИА: мол, не дадите свою? На что кто-то из музыкантов зло заметил: «Ты приехал деньги зарабатывать, а запасной струны не взял!» Когда обескураженный отказом Высоцкий отошел, этот музыкант добавил: «Здорово я ему врезал?!»

Продолжается пребывание Марины Влади и ее сыновей в Москве. 26 июляВлади выписала доверенность на вождение своим автомобилем «Рено-16» на имя Высоцкого. Тот на седьмом небе от счастья, хотя автомобилист он рисковый и постоянно попадает во всевозможные аварии: причем как на своих автомобилях, так и на чужих. Вот и «Рено-16» тем летом 71-гождет печальная участь — Высоцкий его расколошматит. Послушаем рассказ самой М. Влади:

«Однажды, вернувшись домой, чтобы переодеться для вечера, я нахожу своих мальчиков очень занятыми импровизацией ужина, который должен был приготовить им ты, — в то время мы живем одни, твоя мать в отпуске на море.

Они говорят мне, что ты ненадолго отлучился, но подъедешь попозже. Тогда я беру такси, потому что машина у тебя — «Рено-16», которую я привезла из Парижа и на которой ты научился водить, — и отправляюсь на званый вечер одна. Ты приезжаешь гораздо позже, в бледно-желтом свитере, с мокрыми волосами и чересчур беспечным видом. Заинтригованная, я спрашиваю тебя, где ты был. Ты говоришь, что объяснишь потом. Я не настаиваю. Вечер проходит, симпатичный и теплый, но ты отказываешься петь, ссылаясь на хрипоту, чего я раньше никогда за тобой не замечала… Я буквально теряюсь в догадках. Мы выходим, и, когда наконец остаемся одни, ты рассказываешь, что из-за какого-то наглого автобуса потерял управление машиной, вылетел через ветровое стекло, вернулся домой в крови, мои сыновья заставили тебя пойти к врачу, машина стоит в переулке за домом немного помятая, но что касается тебя — все в полном порядке! И чтобы успокоить меня, ты быстро отбиваешь на тротуаре чечетку.

Только вернувшись домой, я понимаю всю серьезность этой аварии: весь перед смят, машины больше нет. Твоя голова, на которой прилизанные волосы закрывают раны, зашита в трех местах двадцатью семью швами. Правый локоть у тебя распух, обе коленки похожи на спелые баклажаны. Мои два мальчика не спали, чтобы присутствовать при нашем возвращении. Они потрясены твоей выдержкой. Особенно они гордятся тем, что не выдали вашей общей тайны. Соучастниками вы останетесь до конца. Став взрослыми, они будут лучшими твоими адвокатами передо мной и, как в этот вечер семьдесят первого года, всегда будут защищать своего друга Володю ото всех и наперекор всему…»

В начале августаВысоцкий и Влади отдыхали в подмосковном доме отдыха.

С 12по 26 августазвездная чета находилась в круизе на теплоходе «Шота Руставели». Вернувшись в Москву, они 28 августаотправились в одну из столичных клиник, где находилась актриса Фаина Раневская, с которой, как мы помним, Высоцкий был знаком еще с начала 60-х. Цель визита была торжественная: Раневской в тот день исполнилось 75 лет. Однако гостей к имениннице не пустили — та себя плохо чувствовала. Тогда супруги оставили для нее записку:

«Дорогая Фаина Георгиевна!

Сегодня у вас день рождения. Я хочу вас поздравить и больше всего пожелать вам хорошего здоровья… Пожалуйста, выздоравливайте скорее! Я вас крепко целую и надеюсь очень скоро вас увидеть и посидеть у вас за красивым столом. Еще целую. Ваша Марина.

Дорогая наша, любимая Фаина Георгиевна!

Выздоравливайте! Уверен, что Вас никогда не покинет юмор, и мы услышим много смешного про Вашу временную медицинскую обитель. Там ведь есть заплечных дел мастера, только наоборот.

Целую Вас и поздравляю, и мы ждем Вас везде — на экране, на сцене и среди друзей. Володя».

В начале сентябрямногие столичные театры после летних гастролей вернулись в Москву. Однако несколько коллективов в те дни еще гастролировали по стране: Малый театр был в Ереване, Ленком после гастролей в Воронеже и Днепропетровске теперь отправился в Краснодар, «Ромэн» — в Ростов-на-Дону. В те же дни начала осени в гастрольную поездку отправилась и «Таганка», путь которой лежал в столицу Украины город Киев. Это было поистине эпохальное событие, поскольку за все семь лет своего существования театр Юрия Любимова по воле официальных властей ни разу (!) не выезжал с гастролями дальше подмосковного Загорска. А тут — сразу в столицу одной из крупнейших советских республик.

Во многом это произошло благодаря стараниям первого секретаря ЦК КП Украины Петра Шелеста, который весьма благосклонно относился к Театру на Таганке и практически каждый свой приезд в Москву совмещал с посещением именно этого театра (с ним вместе неизменно была и его супруга Ариадна Павловна — тоже большая театралка). Делалось это не случайно: причина лежала не только в плоскости любви к искусству, но и в области политики. Дело в том, что Шелест в советских верхах представлял украинских националистов, которые конкурировали с националистами русскими. А поскольку для последних «Таганка» всегда была как бельмо на глазу, то для Шелеста соответственно наоборот — как союзник в борьбе с «русопятыми москалями».

И вот однажды, в одно из очередных посещений четой Шелестов «Таганки», Любимов стал «плакаться в жилетку»: мол, совсем достали власти, продыху не дают, даже на гастроли никуда не выпускают. А Шелест ему и ответь: а ты к нам, в «вильну Украину», приезжай. И ничего не бойся, я все устрою. И ведь действительно устроил: вызвал к себе опальный театр. А перечить ему ни у кого духу не хватило, поскольку Шелест в те годы был членом Политбюро. Вот как вспоминает о тех днях один из актеров «Таганки», Дмитрий Межевич:

«В Киев мы ехали всем коллективом. Помнится, это было 6 сентября. От театра до Внуково нас довез автобус. А в самолете нам не хватило мест. Юрий Петрович объявил по салону, что мы — Театр на Таганке, не мог бы кто-нибудь уступить нам одно место? В благодарность мы проведем вас в Киеве на спектакли.