Ион Деген - Война никогда не кончается (Рассказы, документальная проза, стихи)

Каменный собор похож на многие десятки виденных. В пору моего детства их превращали в склады, музеи, хранилища, или просто разрушали. Вспоминаю собор, опоясанный рядами колючей проволоки. Часовые подозрительно поглядывают на редких прохожих. Склад оружия и взрывчатки.

Убийцам еврейских детей священослужитель привозил в Иерусалим оружие в багажнике своего автомобиля. Священослужитель не православный. Католический. И не рядовой пастырь. Архиепископ. Интересно, верующий ли он?

Внутрь собора на Русском подворье я не заходил ни разу. Что там у них за алтарем? Какие воинские звания у благочестивых?

Сашка демобилизовался в звании старшего лейтенанта. В своих войсках он маршал. Большой маршал! Собор на Русском подворье только одно из многочисленных подразделений его войска.

Захочет ли он узнать меня после торжественного приема у нашего президента? Думаю, что узнает.

Тогда я нарушу протокол. Я повезу его в израильскую танковую дивизию, полностью экипированную советским оружием. Мы его отобрали у наших врагов, которых Советский Союз щедро вооружил, надеясь,что они завершат незавершенное немецкими фашистами. Я покажу Александру сотни советских танков. На подобных этим мы честно воевали, пока пути наши разошлись. Он - в духовную семинарию. Я - в медицинский институт...

Так возникают в моем сознании воспоминания о цепи удивительных встреч, когда я пересекаю Русское подворье в Иерусалиме.

1981г.

КУРСАНТСКОЕ СЧАСТЬЕ

Самый смутный намек на мысль о коллективном протесте не вмещается в моем сознании. Слышал ли кто-нибудь о забастовке даже в мирное время? И вообще, какие могут быть забастовки в социалистическом обществе? Против кого бастовать? Это все равно, что подрубывать сук, на котором сидишь. Ну, а уж в военное время! Вы представляете себе, что было бы, если бы какой-нибудь броненосец "Потемкин" либо, скажем, рота курсантов училища во время войны выразила протест против червивого мяса или еще какого-то пустячка? Ведь даже червивое мясо или, скажем, какой-то пустячок тоже служат делу воспитания воина, беспредельно преданного родине. Так что, протестовать против этого? Даже думать о такой крамоле смешно.

То, что произошло в нашей роте, не имеет ничего общего с "коллективкой". Просто люди изредка, ну, очень очень редко, неосознанно стараются почувствовать себя счастливыми. Вот и все.

Счастье, конечно, категория относительная, и этот случай вы можете посчитать тем самым пустячком, который не имеет никакого отношения к счастью. Это ваше дело. Но, тем не менее, в этом случае счастье ста двадцати пяти курсантов (виноват, ста двадцати четырех; старшина роты, как вы увидите, не в счет) в массе вдруг превысило сумму счастья ста двадцати четырех индивидуумов.

Старшиной нашей роты назначили Кирилла Градиленко. Большинство курсантов были знакомы с ним еще по фронту.

Градиленко служил начальником склада горюче-смазочных материалов в одном из танковых батальонов. На фронте мы привыкли называть его просто Кирюшей, не обращая внимания на то, что он был лет на десять-пятнадцать старше большинства ребят в экипажах.

В отличие от многих из нас, Кирюша охотно уехал в училище. Не помню, что именно произошло, но у начальства появился повод быть недовольным старшиной. Это было совершенно удивительным потому, что Кирюша мастерски без мыла влезал в задний проход любого, кто стоял выше его пусть даже на полступеньки. Градиленко понимал, что безоблачная (с точки зрения воюющего танкиста) жизнь на складе может превратиться в трудное (с любой точки зрения) существование в экипаже. Так Кирюша очутился в училище.

Назначение его старшиной роты представлялось закономерным и не вызвало у нас недовольства. Еще до войны он был сверхсрочником. Из нашей среды его выделял не только возраст, но и этакая генеральская импозантность.

Кирюша был несколько выше среднего роста. Плотный, даже несколько полноватый. Лицо смуглое, хотя смуглость была какой-то землистой, болезненной. Обрюзгшие щеки придавали лицу выражение недовольства. Тонкие губы и тяжелый, хотя и не строго очерченный подбородок усиливали это выражение. Маленькие глазки, беспокойные, испуганные, нарушали гармонию уверенного и невозмутимого лица. Короткая жирная шея соединяла голову с гимнастеркой, начинавшейся тоненькой линией белого целлулоидного подворотничка. Гимнастерка в двух направлениях пересекалась ремнем и портупеей. Ремень почему-то всегда находился ниже того места, где ему следовало быть по штату. Но, с другой стороны, поскольку штатным местом для ремня у любого военослужащего является талия, Кирюшу нельзя было обвинить в нарушении, так как ни портной, ни даже анатом не могли бы обнаружить у него такого образования. Брюки обычные, темносиние, диагоналевые. Но зато сапоги! Поразительно, до какого совершенства можно довести кирзовые солдатские сапоги! Мазь, приготовленная из солидола, жженной резины и сахара, сгладила все неровности, свойственные кирзе. На приготовление мази Кирюше приходилось тратить значительную часть курсантской порции сахара. Но всем

как-то было известно, что даже после этого Кирюшин чай способом, не нарушавшим законов природы (но не других), был слаще нашего. Я лично ни разу чая этого не пробовал и даже не сидел за старшинским столом.

Кирюшины сапоги блестели ослепительно. Сапоги пели. Сердца официанток офицерской столовой плавились в сиянии, излучаемом Кирюшиными сапогами. Да что там официантки! Блеск сапог гипнотизировал даже начальство. Не этот ли блеск послужил причиной назначения старшины Градиленко старшиной роты?

Первые дни его правления не мог бы описать даже самый педантичный летописец. Ничего знаменательного.

Затем мы начали чувствовать, что у нас есть старшина.

Власть штука пьянящая. Она кружит головы. Особенно охотно - слабые. Недаром говорят: тяжела ты шапка Мономаха (для паршивой головы).

Кирюша, выражаясь деликатно, был туповат. Не очень мудрые училищные науки он постигал с огромным трудом. Успехи курсантов он воспринимал, как личное оскорбление. Будь он рядовым курсантом, все могло бы ограничиться слепой завистью. Но зависть человека, обладающего властью, штука очень опасная. Наряды вне очереди сыпались на наши незащищенные головы. Успевающий курсант распекался перед строем роты не менее пяти минут, конечно, не за успехи в учении, а за провинность - действительную или вымышленную. Был бы курсант, а

провинность всегда найдется.

Образное мышление у Кирюши отсутствовало напрочь. Запас сравнений был более чем скудным. Поэтому все сводилось к тому, что ты не курсант, а грязная свинья, что место тебе не в училище, а в свинушнике (вариант - в нужнике).