Дарья Донцова - Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография

Дома, осмотревшись, я обнаружила на столе вылизанную коробочку из-под восхитительно жирного печенья курабье и сделала вывод: уходишь из квартиры, убирай все со стола.

Пару дней назад я заметила, что Ада сидит, зажмурив один глаз. Лена, услыхав в трубке мой голос, безнадежно спросила:

– Что с Адельфаном?

В доме три собаки, но Лена великолепно знает, что все несчастья случаются лишь с Адюсей.

– Она похожа на Кутузова, – сообщила я.

Лена прибежала, обнаружила на третьем веке конъюнктивит и выписала капли, я пошла в аптеку, где провизорша мигом поинтересовалась:

– Ой, а что с Адочкой? Вот, передайте ей от нас гематоген в подарок.

Старуха Черри не имеет и восьмой части тех болячек, что получила несчастная Дюся. Но, несмотря на болезненность, Адюша не теряет веселого нрава, желания постоянно играть, редкостной сварливости и аппетита.

Никогда не забуду, как мы привезли ее после первой операции, всю в бинтах, еще не отошедшую от наркоза, и положили на пол, на байковое одеяльце. На диване прооперированную устраивать нельзя, еще скатится во сне, ушибется. С нами прибыл и хирург, резавший Аду.

Я стала греть собакам ужин, загремела мисками.

– Вы только на двоих приготовьте, – посоветовал врач, – Ада в наркозе, да и потом, всем собакам сутки есть не хочется после такого.

Едва он замолчал, как из коридора послышалось гневное тявканье и в кухню вползла Ада. Она ловко перебирала передними лапами, задние пока не слушались хозяйку и просто волочились по полу. Дюша плюхнулась посередине кухни и разразилась громкой тирадой:

– Гав, гав, тяв, ррр-гав!

Ветеринар опешил и, разглядывая перебинтованную собаку, спросил:

– Что она хочет сказать?

Я вынула третью миску, положила туда кашу и ответила:

– Перевожу дословно: «Эй, хозяйка, с ума сошла, где моя порция? Если меня час назад прооперировали, это не причина, чтобы лишаться калорийного ужина».

О своих собаках я могу писать бесконечно, они одни из главных героев моих книг, и, если кто-то, прочитав иронические детективы, понял, что наши меньшие братья замечательны, буду просто счастлива. Кое-кто говорит, что кошки и собаки грязны, у них блохи, глисты. Дорогие мои, если вы сами не станете мыться, то и у вас заведутся вши. А еще люди болеют неприятными болячками, которые передаются воздушно-капельным путем, маленькие дети же просто разносчики инфекции: корь, ветрянка, скарлатина, коклюш… Но мы ведь не перестаем их из-за этого любить.

Заводя домашнее животное: кошку, собаку, хомяка, жабу, змею, птичку, – надо очень хорошо понимать: в вашем доме появился ребенок, за которого вы несете ответственность. Вам придется мыть его, делать прививки, нормально кормить, давать витамины, любить, гладить, играть с ним. Ни в коем случае нельзя превращать собаку в помойное ведро, сваливая ей в миску то, что не доели люди, или просроченные продукты.

Едва на улице потеплеет, сразу купите капли от блох или специальный ошейник. Если собака или кошка ходят грязными, если у рыбок протухла вода в аквариуме, а у хомяка в клетке настоящий свинарник, то виноват хозяин, и нечего ругать животных. Впрочем, кое у кого дома бардак почище, чем в хлеву у свинок, и не собака причина безобразия, разве она швырнула колготки на стол?

Очень трудно описывать свою жизнь, потому что понимаешь: не обо всем можешь рассказать.

В конце книги мне хотелось бы вспомнить два эпизода, произошедшие совсем недавно.

Пару месяцев назад я подписывала книги в одном из магазинов Москвы. Честно говоря, я очень устаю после таких мероприятий. Перед глазами проходят сотни людей, не все из них настроены благожелательно, кое из кого бьет агрессия, поэтому чаще всего после встреч я без сил валюсь в машину.

В тот раз все шло по накатанным рельсам. Справа от меня, чуть поодаль встал незнакомый мужчина и начал наблюдать за процессом раздачи автографов. Когда очередь иссякла, он подошел, улыбнулся и сказал:

– Привет!

– Привет, – осторожно ответила я.

Иногда в толпе попадаются больные люди. Один раз меня чуть не избил дядечка, которого бросила жена. Он отчего-то посчитал, что в их разводе виновата я, и явился надавать гадкой писательнице оплеух.

– Не узнаешь? – поинтересовался посетитель.

– Простите, нет.

– Евдокимов, – представился незнакомец, – мы с тобой вместе в реанимации лежали, анекдоты травили!

Я ахнула:

– Евдокимов! Вы живы!

– А че мне сделается, – пожал он плечами, – говорил тебе, рак смеха боится!

– Но вы же старик, в реанимации выглядели на все девяносто, а сейчас вам от силы пятьдесят дать можно! – вырвалось у меня.

Евдокимов захохотал.

– Точно, мне полтинник. Впрочем, тебя я тоже за старуху в больнице принял. Выглядела ты волшебно, бабуська лет ста. Я еще подумал, во старушонка юморная попалась. Реанимация никого не красит. Я ведь специально пришел, когда сообразил, что Дарья Донцова – это ты. Жена твои книги читает, прямо фанатеет. Так вот, приехал сообщить, все будет хорошо, нас так просто не убить!

Пару секунд мы смотрели друг на друга, потом бросились обниматься.

Именно после этой встречи я стала подумывать о написании автобиографии. Мне захотелось сказать:

– Дорогие мои, любимые, все, кому поставлен онкологический диагноз, помните: нас так просто не убить! Рак боится смеха и того, кто презирает болезнь!

Потом случилась еще одна замечательная встреча. Я ехала летом в метро, путь лежал до станции «Киевская». Толпа вынесла меня из вагона, и тут, как на грех, у пакета, в котором лежали всякие мелочи, лопнули ручки. Чертыхаясь, я нашла скамейку, поставила на нее мешок, хотела вытащить из сумки новый пакет и услышала:

– Груня!

Читатели и фанаты зовут меня только Дашей, следовательно, очень пожилой мужчина, сидевший на лавочке, был кем-то из старых знакомых.

– Ты теперь известная писательница, – с легким укором сказал он, – каждый день то по телевидению выступаешь, то по радио, то в газетах… Тиражи огромные, почитателей много, небось и гонорары соответственные… Тебе хорошо платят?

– Не жалуюсь, – осторожно ответила я.

– Что же меня забыла? – сердито начал выговаривать старик. – Не позвонила, не спросила: «Дядя Михаил, может, помочь тебе чем?»

И тут я поняла, кто сидит передо мной. Тот самый человек, друг отца, всесильный главный редактор толстого журнала, в свое время спокойно заявивший нищей дочери покойного Аркадия Николаевича:

– В моем издании места нет.

Тот человек, после встречи с которым я поняла, что в жизни не следует ни у кого ничего просить, нельзя ничего бояться и не надо никому верить.

Я молча смотрела на плохо одетого старика, упрекавшего меня в невнимательности. Честно говоря, разговаривать с ним не хотелось, уйти показалось неудобно. Наконец, отругав меня по полной программе, Михаил сел в поезд. Состав, грохоча колесами, исчез в тоннеле.