Алексей Лампе - Мой дневник. 1919. Пути верных

28, 29, 30 октября (Киев).Событие дня – осложнение с галичанами, правительство которых не утвердило договора с нами. Правительство они сменили, но Петлюра, понявший скверное свое положение и держащий в своих руках семьи многих галичан, всячески желает также принять участие в переговорах, что совершенно неприемлемо.

Шиллинг отдал приказ избегать столкновения с галичанами и скорей добивать Петлюру, которого, по-видимому, мерзавцы румыны пропустят в Бессарабию. Словом, положение усложняется, а тут еще махновское движение, имея некоторый успех, несомненно крепнет – Екатеринослав опять 28.10 перешел в их руки. Шиллинг предоставляет для борьбы с Махно большие силы под начальством Слащева, но осложнение с галичанами задерживает принятие решительных мер и с Махно – словом, все висит на воздухе, а тут красные все сильнее и сильнее подпирают у нас на крайнем правом фланге на Бахмач и на черниговском направлении, стремясь к ж.д. Киев – Конотоп, т. е. лишая нас одного пути снабжения, т. к. на направлении Полтава все еще неисправны мосты.

Положение безусловно сложное. На фронте Донской и Добровольческой армий натиск красных также продолжается.

Крайние правые Киева готовят Деникину петицию с последним предупреждением, что необходимо принять германскую ориентацию, т. к. Юденич разбит, Колчак кончен, у нас неуспех (на 700 взятых верст мы отдали 100), словом, спасение только в немцах.

Интересно что ответит Деникин – прилетевших от Бермонта-Авалова летчиков (полк. Фирсова и прап. Маршалка) он отказался принять и приказал вернуться обратно.

В.В. Шульгин в галицийской сдаче, одновременном прилете летчиков, осложнениях с галичанами в момент отказа Деникина принять посланцев Бермонта – все это сплетает вместе и хочет видеть во всем этом широкую германскую интригу, опутывающую нас со всех сторон.

Тяжелое положение и Юденича. Меня очень занимает сопоставление фактов: в феврале 1917 г. петроградские рабочие восстали, якобы от недостатка хлеба. Почему же теперь они же не помогли Юденичу занять Петроград – ведь теперь-то там голод несомненный. Странно, чтоб не сказать больше. Конечно, все дело в инсценировке «народного восстания» в феврале 1917 г.

Да, господа социалисты сумели свергнуть царское правительство, но не сумели отделиться от большевиков – положим, свой своему поневоле брат, с этим-то и надо считаться.

А у нас холод – зима, хотя и тает, но устанавливается – это в октябре месяце, в Киеве.

Забыл записать две цифры, ничего общего между собой не имеющие:

Галичане сдали по договору 6000 при 135 орудиях и 800 пулеметов.

Топограф, подпоручик штаба Мамонтова за набег «по разверстке» получил 200 000 рублей – сколько «получил» Мамонтов.

31 октября – 1 ноября (Киев).Наше положение на черниговском фронте делается все хуже и хуже. Противник, с трудом отбросивший нас от переправы, теперь значительно легче идет на юг, во фланг ему пущена гвардия. Ну, а если она успеха иметь не будет – наше положение далеко не выигрышное – сил мало, а с выходом от излучин Десны на юг фронт уширяется.

В Бахмачском районе противник отброшен к Макошину. Замечательно широкая работа красных – одновременно с нажимом на ж.д. Киев – Бахмач они ведут агитацию в районе Гребенки, на ж.д. Киев – Полтава где, по-видимому, идет собирание банд для нападения на ж.д.

В тылу Ирпеньского фронта вспыхнуло восстание крестьян против большевиков, наши партизаны Струка высланы туда для руководства.

Восстание вспыхнуло в ночь с 30 на 31.10, по-видимому, стихийно, т. к. 31-го утром у нас были присланные из района Дымерка с предложением помочь им. По сведениям, III Интернациональный советский батальон разгромлен восставшими.

Особенных результатов при нашей пассивности, от этого восстания, да еще на невыгодном для использования его участке, я не вижу – думаю, что так оно и замрет, не выйдя из местных рамок.

1, 2, 3 ноября (Киев).На фронте все хуже и хуже. От Чернигова, пользуясь замерзшей Десной, красные все дальше отталкивают наши части, и надо сознаться, что и здесь я узнаю давно знакомое «движение назад». Части толкнули, и теперь их никто не может остановить. Правда, потери велики, силы слабы, но даже ведь со слабыми силами армия сделала 1000 верст.

Бредов вталкивает войска в бой пакетами, вместо того чтобы вывести из боя и образовав на шоссе Козалец – Чернигов кулак для удара во фланг наступающим красным.

А тут еще торжество двухлетия Добрармии. Был торжественный парад, в то время как Киеву грозит несомненная опасность. Было торжественное заседание в городском театре где наши докладчики пространно докладывали, что такое Добрармия и ее вожди.

Словом, всё некстати. Я должен сознаться, что наличие опасности делает меня довольно паничным. А может, я еще не привык к условиям ведения гражданской войны, где батальон в 300 штыков естественно.

Плохо дерется гвардия. Плохо и ведет она себя. Почему отдаляется от других. Набирает массу людей, скрывает их для себя, ведет себя исключительно, забывая обо всем пережитом, будто этого не было и чего не понять нельзя. Я гвардейский офицер и все же удивлен этой системой.

Возвращаясь к положению на фронте. Макошинская и Черниговская переправы с превращением всей Десны в сплошную переправу теряют свой смысл, и красные, пользуясь превосходным положением, перешли в наступление на всем фронте. Мы всюду отошли. Из резервов был послан 3-й гв. Стрелковый полк (350 шт.), батальон 42-го пехотного полка, все это успеха не имело. В случае, если и дальше будет так – можно будет думать об эвакуации Киева – да и 5-й кав. корпус сообщает об угрозе Конотопу.

А тут направление на Гребенку – Полтаву из-за Решетиловки и массы банд совершенно неблагополучно, а Фастов все в руках противника. Наши коммуникации совсем плохи. Подождем, что будет.

Вчера пришлось мне пережить несколько тяжелых минут. 30-го я получил письмо от Вовы, где он пишет мне (письмо здесь), – я не смог решить, как быть дальше, его коммунизм смущал меня, а мысленно безосновательно и материально не знал, что делать, но все же твердо решил поехать и поговорить с ним. Если бы я встретил его здоровым, бы обусловил участие в его судьбе службой рядовым, но тут он болен…

3. XI я поехал и застал его мертвым в часовне больницы. Состояние было ужасное, барак не отапливался, кормили плохо. Худой ужасно. Тяжело было на сердце. Казалось, что я виноват перед ним. Если бы приезжал я 30-го, он не умер бы заброшенным (он скончался 1-го), словом, тяжело и стыдно перед покойной Олей.

Устроил ему гроб, послал белье (его обобрали, как и в больнице), потребовал сообщить, когда его похороны. Все это мое самоутешение, но без этого еще тяжелее.