Оттокар Чернин - В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии

Я считаю весьма вероятным, что румынское правительство доведет дело именно до этого, с целью дать и западным державам, и собственному населению доказательство безвыходности положения, в котором оно находится. Но не менее вероятно и то, что после разрыва переговоров она по возможности скорее передумает свое решение и подчинится нашей силе.

В худшем случае, мы должны предпринять краткий поход, и он будет иметь своим следствием окончательное падение Румынии.

Поскольку можно что-либо предсказывать, можно сказать с почти полной уверенностью, что дальнейшее развитие событий пойдет по пути, аналогичному последней фазе мира с северной Россией, и что он приведет к легкому и полному успеху Центральных держав. Выставляемое нами как conditio sine qua non [33] Conditio sine qua non ( лат .) – непременное условие. выравнивание границ является вполне естественным и существенным требованием двуединой монархии, носящим чисто оборонительный характер и выражающим непреклонное желание всего патриотически настроенного общественного мнения Венгрии.

К тому же – и это соображение должно быть принято в особое внимание – такое поведение необходимо для того, чтобы не компрометировать шансы общего мира.

Из публичных заявлений ответственных руководителей западных держав явствует, что они потому не идут навстречу вполне приемлемому миру, что они не верят в нашу способность и нашу твердую волю продержаться. Все, что укрепляет их в таком убеждении, отдаляет дело мира: единственный путь, действительно приближающий нас к миру, заключается в таком поведении, которое может способствовать разрушению этой веры.

Такова должна быть руководящая нить всех наших решений и поступков. В применении к румынскому миру ясно, что уступка Румынии по вопросу о границах, особенно если она будет вызвана страхом перед разрывом переговоров – будет иметь пагубное влияние на оценку наших сил у неприятеля. Политика, не использовавшая отчаянного положения Румынии и удовлетворяющаяся умеренными условиями мира, оставаясь при этом в полном согласии с нашими прежними принципиальными заявлениями, была, конечно, совершенно правильна. Но если мы не остановимся на этом умеренном базисе с достаточной твердостью, то мы укрепим в западных державах убеждение, что нет никакого основания заключить с нами мир на основе неделимости нашей территории и нашего суверенитета. Заставить их переменить свое мнение тогда можно будет лишь путем тяжелых кровавых боев.

Андраши и Векерле также высказались решительно против более мягкого обращения с Румынией, и, таким образом, весь венгерский парламент проявил в этом вопросе полное единодушие. Какова была точка зрения Карольи, мне неясно, и я не знаю, проявлял ли он тогда свойства своей «тигровой души», в свое время раскрытой им Румынии, или ту пацифистскую душу, которую он впоследствии сложил у ног генерала Франше д’Эспрэ.

Итак, уже в Брест-Литовске, когда румынский мир только еще всплывал на горизонте, я стоял на той точке зрения, что необходимо укрепить течение, направленное в сторону мира.

Глава о румынском мире не должна быть вырвана из общего изображения войны. С точки зрения войны румынский мир, подобно Брест-Литовскому, являлся необходимостью. Нам казалось необходимым как можно скорее освободить наши части на востоке, чтобы перебросить их на запад. Поэтому было в высшей степени желательно, и военные сферы постоянно настаивали на этом, чтобы мы возможно скорее покончили с Румынией. С целью добиться скорейшего результата я еще из Брест-Литовска советовал императору секретным путем передать королю Фердинанду, что если он пожелает вступить в переговоры, он может рассчитывать на почетный мир. Император принял мой совет, и полковник Ранда имел один или два разговора с лицами свиты короля, которые и передали своему государю поручение императора.

Немцы с самого начала стояли на той точке зрения, что король Фердинанд «должен быть наказан за свое предательство» и что с ним поэтому не следует вступать в переговоры. Исходя из этих соображений и ради избежания бесплодных споров я поставил Кюльмана лицом к лицу с уже свершившимися фактами, и сообщил ему, что мы вступили в неофициальные переговоры с королем Фердинандом. Такое поведение было вполне согласно с положением полного паритета, соблюдаемого нами в нашем союзном договоре, в силу которого каждый из союзников имел право поступать по своему усмотрению и обязывался лишь ставить дружественные державы в известность о своем поведении. Мы не были обязаны просить Германию о разрешении пойти на такой шаг.

Причины, почему я в этом деле расходился с Германией, были троякие. Во-первых, я стоял на той точке зрения, что в наши задачи вовсе не входит соблюдение божественной справедливости и присуждение наказания, а лишь скорейшее окончание войны, и что поэтому мне вменяется в прямой долг хвататься за всякое средство, чтобы избежать дальнейшего продолжения войны. Необходимо при этом упомянуть, что распространенное во многих кругах убеждение, будто румыны близки к истощению и поэтому вынуждены принять любые условия, было совершенно ложно. Румыны стояли на очень сильных позициях, дух их армии был превосходен, а во время последнего крупного наступления у Макарешти части Макензена понесли большой урон. Этот успех бросился румынам в голову, и из рядов румынской армии раздавалось много влиятельных голосов, безусловно стоящих на стороне тех, кто требовал борьбу a outrance. Они при этом рассчитывали не столько на фактическую победу, сколько на надежду продержаться еще некоторое время в положении обороны, пока решительные успехи их западных союзников не принесут им победы. Они, вероятно, при этом боялись, что заключение с нами мира навлечет на них длительную немилость Антанты и что они, таким образом, ее дружбу утеряют, а нашей не заручатся и, попросту говоря, сядут между двух стульев.

Вторая причина, побуждавшая меня непременно настаивать на переговорах с королем, заключалась в том, что, исходя из династических интересов, я находил в высшей степени неразумным свергать с престола чужого короля. На европейском рынке тогда уже наступило некоторое падение цен на королей, и я боялся, что если мы бросим на рынок еще нового короля, то это падение может обратиться в панику.

Третья причина заключалась в том, что для заключения мира нам необходимо было иметь в самой Румынии влиятельного доброжелателя. Если бы мы свергли короля, то мы раскололи бы Румынию на два лагеря, и в лучшем случае заключили бы мир только с теми группами населения, которые признали бы низвержение короля. Что же касается быстрого и вполне полномочного мира, то он мог быть заключен лишь с законным властителем Румынии.