Бекси Кэмерон - Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа

Такое разочарование. Я надеялась, что если даже чай не будет смертельно ядовитым, по крайней мере он вернет меня во времени. К какому-нибудь лучшему моменту. Или отправит вперед. Куда угодно, лишь бы не быть здесь , – думала я, откидывая голову назад и глотая последнюю каплю настоя из листьев.

И тогда дела обстояли не так уж и плохо.

– Я не знала, как мне повезло, когда мне было пять лет, – бормочу я.

– Что? – говорит Мария, возвращая меня обратно к реальности.

– Ничего, – отвечаю я.

– Она худеет, – говорит Мария, глядя на крошечное тело Кейт.

– Я знаю, сейчас уже должно быть видно, – соглашаюсь я.

Мы стоим у кровати Кейт в «комнате девочек». Девочек здесь слишком много. Они спят на полу, на верхних ярусах кроватей, на кроватях на колесиках, выкатывающихся из-под нижних ярусов, «валетом», как мы с Марией. У этого океана девочек недавно начались месячные, и волны этих течений соединились, как приливы с луной. Так что когда оно происходит, то похоже на цунами капризности, гнева и боли, наводняющее нашу комнату.

Но Кейт вышла из этого течения: она беременна. Ей шестнадцать. Она влюбилась в того парня-подростка, с которым мы видели ее на демонстрации. Ему столько же. В группе не так уж редко женятся или беременеют в таком возрасте, особенно с учетом того, что скоро Последние времена.

Кейт лежит в позе эмбриона в отдельной кровати у окна. Кровать – единственная привилегия, которую мы, девушки, можем дать ей в надежде выделить Кейт немного места и облегчить ее положение. Из-за огромного окна, обрамляющего постель, она кажется почти ребенком. Ее стоны едва слышны.

В течение нескольких месяцев Кейт была не в состоянии даже ходить в буквальном смысле, но они все равно заставляли ее работать и вписывали ее имя в расписание. Она не может есть, что бы мы ни предлагали ей. Даже запах нашей готовки ввергает ее в отчаяние. Как только выдается возможность, она возвращается сюда и ложится, свернувшись калачиком.

– У нас нет совершенно ничего, что она могла бы съесть, – говорю я, качая головой.

Моя мама забеременела одновременно с Кейт, это будет мамин двенадцатый ребенок. Членам группы строго запрещено предохраняться, контрацепция считается грехом перед Богом. Так что здесь беременность как воздух, обычно мы даже не замечаем этого. Женщины всегда беременны, кормят грудью или переживают выкидыши.

Забавно думать, что дети мамы и Кейт будут одного возраста.

– Я никогда не видела, чтобы кто-то из беременных так долго был худым. Она должна быть по крайней мере на пятом или шестом месяце, – говорю я.

– Кейт, что ты хочешь поесть? Как считаешь, что ты могла бы выдержать? – спрашивает ее Мария мягко.

– Может, что-нибудь кислое. Ребята, вы можете закрыть ту дверь, чтобы оно сюда не проникало? – Кейт балансирует на грани, стараясь не дышать и не блевать. Я скручиваю полотенце и кладу его под дверь, в надежде перекрыть дорогу мучающему Кейт запаху отварного мяса.

– Что кислое у нас есть? – спрашиваю я Марию.

– У нас есть один лимон. О, еще тут растет яблоня, яблоки кислые, – говорит она, как всегда находчивая.

Я беру ее за руку и шепчу:

– Нам нужно что-нибудь придумать, с ней не может так дальше продолжаться.

– В прошлый раз они сказали – никакого особого отношения. Они не изменят решения, – бормочет она. – Придется разбираться самим.

Мы уже поднимали в доме тему здоровья Кейт.

Но у меня уже есть план. Мне придется сделать кое-что, чего я не делала с четырех лет. Тогда мы сможем помочь моей сестре.

Тем вечером я жду, пока начнется встреча взрослых. Смотрю в окна в дверях столовой: мама и папа сидят рядом, лица торжественные – или скучающие?

Это мой шанс.

Я перепрыгиваю через две ступеньки, поднимаясь по лестнице. На цыпочках иду по коридору и со скрипом открываю дверь, просовывая голову в комнату: никого.

Это безопасно… пока.

Мои ноги знают все самые шумные половицы в этом коридоре. Я беззвучно перескакиваю вниз. Все комнаты соединяются между собой внутренними дверями. Прохожу в следующую дверь: опять пусто. Я вспоминаю, как дышать, – впервые с начала моего забега.

Я стою посреди комнаты моих родителей. Я знаю , что где-то здесь есть деньги. Комод, прикроватные тумбочки, сумки внизу в шкафу… Деньги могут быть где угодно, у моего папы всегда найдется немного. Я принимаюсь внимательно осматривать ящики, поднимая бумаги, тщательно следя за тем, чтобы оставить все в том же порядке, в каком оно лежало. Кровь приливает к лицу при мысли о том, как я делала это в прошлый раз: когда я украла деньги от «кокетливой рыбалки».

Мне было четыре года, и, прокравшись через холл во время тихого часа, я вошла в дверь тети Беверли. Я бывала в ее комнате много раз прежде, но так как тем утром мы узнали «большие новости», мне хотелось посмотреть, ощущается ли комната иначе. Это была комната, где спит «лучшая» проститутка Иисуса в Африке. Проскользнув внутрь, я задержала дыхание. Провела рукой по покрывалам на постели, отмечая грубые катышки на стершемся хлопке.

Здесь совершается вся работа Господа.

На тумбочке лежали пачки купюр, аккуратно сложенные рядами.

Деньги для Иисуса.

Я не знала, почему деньги важны, просто знала, что это так. Схватив пригоршню банкнот, я затолкала их в трусики. Адреналина в моем поступке было столько, что я слышала, как бьется сердце – в голове, как будто там расколотили тысячу тарелок.

Я шмыгнула обратно к себе в комнату, закрыла дверь и притворилась, что сплю, чтобы замести следы. А потом я услышала слова, которых ждала весь день: «Время выметаться».

«Время выметаться» следует после «тихого часа» – один час снаружи, когда мы бежим в лес сражаться, тренируясь быть солдатами Конца времен. Но сегодня почти сорок градусов, раскаленная жара, и все внимание будет приковано к бассейну. В этом доме, как и во многих других домах в Южной Африке, есть бассейн. Призыв «выметаться» похож на зов сержанта или щелчок пальцев гипнотизера – он помогает мне сконцентрироваться, и все остальное перестает иметь значение.

Я пробежала через дом, через гостиную, стеклянные двери которой ведут к желанной влаге, обещающей свежесть и прохладу. Промчалась мимо мамы и сестер, прыгнула в бассейн. Вода окружила меня, перекрыв детский гомон, шум сада и африканского дня. Все мое тело мгновенно охладилось, избавившись от липкой пленки пота. Взглянув наверх, я увидела, как солнечный свет и сад нависают надо мной разноцветными миниатюрными формами, словно кусочки мозаики, такие спокойные и красивые. Однако среди этих фигур в бассейне (в моей голове) плавают и украденные «деньги проститутки за Иисуса». Все здесь, вокруг меня, в изысканном единстве. Мой разум немедленно охватывает страх; я знаю, что для меня будет значить эта сцена. Мне хочется навеки остаться тут, на дне, не подниматься на поверхность. Но под воду ныряет большая рука, к доносящимся до меня звукам сада добавляется жара, и я узнаю, насколько для моего отца важны деньги – всегда были.