Бекси Кэмерон - Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа

– И она не единственная, – добавляет Ариэль.

Я застываю. Сердце грохочет в груди, я боюсь, что оно меня выдаст.

Подростки бунтуют и свидетельствуют против нас.

Это масштабное событие. Мне стоит бояться, что они дадут показания, раскроют наши тайны? Именно такие вещи нас учили пресекать. Или мне стоит волноваться о том, что группа вскоре рухнет? Бояться, что родители окажутся в тюрьме? А если их действительно посадят, должна ли будоражить меня возможность жить иначе «где-то там»?

Похоже, поднимается волна серьезных изменений. Помимо важных новостей, которые услышала сейчас, я знаю, что в разных домах вспыхивают маленькие бунты. Подростки осмелели. Меня это пугает. Ведь мы не так уж далеко ушли от «прошлого» или же от того, что отрицаем.

Повсюду ходят слухи о том, что подростки целуются и пьют. Я слышала о девушке, которая надела рваные джинсы. Некоторые девочки делают себе прически как у системиток. Смело. И глупо. Еще шесть месяцев назад об этом не могло быть и речи.

А еще музыка. «Дети Бога» считают ее одним из самых мощных способов, которыми система передает адские сообщения массам – прямо в мозг. Поэтому членам группы вообще нельзя слушать музыку. Всем известно, что, если воспроизвести поп-песенки в обратном порядке, услышишь скрытые послания от сатаны. Возможно, они и звучат весело, легко и игриво, но подспудно могут заставить тебя принимать наркотики, убивать других детей или попытаться убить себя.

Я лежу, тревожась о том, что все вернется на круги своя, станет опять, как было в Доме подростков. Слишком мало времени прошло, новые свободы не прижились как следует. Нам приходится выглядеть так, словно мы часть мира, но нам нельзя быть «от мира сего». Судебный процесс и жизнь в открытом доме – все это может заставить поверить, что мы свободны. Но чуть приоткрытая дверь еще не путь наружу. У всех наших «свобод» одна цель: создать видимость для журналистов и властей. Они не для нас, а для других.

Ночь полна кошмарных видений, я с трудом продираюсь сквозь них. Я заперта в ящике из стекла, Кейт, Мария и Ариэль, мои братья и сестры остались с другой стороны. Они могли бы увидеть меня, но, когда я бью по стеклу кулаками, никто не оборачивается. Я кричу, но никто не слышит. В ящике исчезает воздух, я не могу выбраться.

Я просыпаюсь. Горло сорвано от бессмысленного крика.

В тот же день позже меня переполняет нервозность. Фантазии бредут в моей голове по кругу. Гадкое, гадкое ощущение. Плетясь на кухню, чтобы заняться делом, я уже опаздываю. И тут из кладовой тянется чья-то рука и грубо втаскивает меня внутрь. Я подпрыгиваю.

– Ш-ш-ш-ш-ш-ш!

Я стою нос к носу с Марией, ее глаза расширены, она прижимает палец к губам.

Я хмурюсь.

Я ничего не говорила.

– Смотри. – Она вытаскивает из кармана кассету.

– Убери это, Мария!

Мне не нужно спрашивать у нее, что на кассете – явно не наша музыка, четко подписанная и такая знакомая. Я смотрю на вещицу в ее руках; чувствую, что она может причинить Марии вред. Как если бы кассета способна была обжечь ей кожу, словно пластиковый корпус отравлен.

– Ты не можешь расхаживать тут с ней. Спрячь ее, – шепчу я, схватив Марию за руку. Я боюсь за нее.

Мне хочется ее защитить, но я чувствую себя так, словно стены крохотной комнаты сжимаются, и я ничего не могу поделать, не могу остановить неизбежное.

– Я знаю, знаю, – говорит она, отнимая руку, стараясь, чтобы ее голос звучал беспечно.

– Где ты собираешься ее держать?

Я должна убедиться, что она спрячет ее как следует.

– На чердаке. Я обещаю, я спрячу и ее, и плейер, – говорит Мария.

Позже в тот же день я иду в офис. Я некоторое время училась офисной работе, так что разбираюсь в ней. Прежде факс казался мне чем-то вроде причудливого пищущего инопланетного аппарата, а теперь я могу отсылать сообщения почти с закрытыми глазами. Моя задача – рассылать опровержения и пресс-релизы по спискам телефонных номеров СМИ, которые дает мне отец. Он говорит, что газеты печатают только «сенсации», но мы должны «сыграть свою роль» в донесении до мира информации о нас.

Я жму на пластиковые клавиши с цифрами, наслаждаясь тем, как они пищат, дожидаюсь визжащего звука. Он означает, что сообщение проходит сквозь провода в стене, через кабели по небу и приземляется где-то в редакции.

Перекрывая визг факса, из соседней комнаты доносится характерный рычащий голос моего отца. Он там с одной из девушек-тинейджеров, Селестой, они готовятся к суду в Великобритании.

– Ты прочла? – спрашивает отец.

– Да, – тихо говорит она.

– Как следует прочла, запомнила?

Вопрос звучит как угроза.

– Да, – отвечает она.

– Достаточно хорошо запомнила, чтобы в зале суда, полном системитов, заполненном врагами Бога, во время допроса ты воспроизвела это?

Мне прекрасно известен этот его тон, холодный и пугающий.

– Да, – отвечает Селеста тем же тихим голосом.

– Ты не забудешь эти письменные показания, когда окажешься перед судьей? – продолжает отец.

Я знаю, что такое письменные показания, с прошлой недели. Свидетельство под присягой и подписью, рассказывающее о том, как мы живем здесь. Такие показания – «неотъемлемая часть» того, что излагают непосредственно перед судьей.

– Да, – ответ девушки звучит еще тише.

– Хорошо, тогда подпиши.

– Подписать? – в голосе Селесты растерянность.

– Напиши свое имя здесь, в этом квадрате, – объясняет он.

За последнюю неделю довольно многим подросткам пришлось дать письменные показания под присягой. Практически никто из них не «замешан» в суде, но их свидетельства подключат к делу. Я думаю о том, кто написал показания Селесты, о чем они и насколько трудно было их выучить. Интересно, они сказали, что Сафира лжет?

Кто-то напишет за них свидетельства так, чтобы те звучали «в самый раз» и понравились суду. Может, это будут мои мама или папа. И мы защитим наш образ жизни.

Марию поймали. Я так и знала, я знала, что она недостаточно осторожна. Так и думала, что ее увидят, или услышат, или кто-нибудь на нее донесет. Прошло всего несколько дней с тех пор, как у нее появилась кассета, но вожаки (они же шпионы) всюду, это был лишь вопрос времени.

И теперь кассета у них, а Мария в их руках.

Я могу только вообразить, что с ней сделали. Ее наказывают наверху. Возможно, с тех пор как дом стал «открытым», избиения прекратились, но если мы здесь в чем-то и можем быть уверены, так это в том, что, когда дойдет до наказания, взрослые проявят изобретательность.

Они захотят выяснить, где Мария взяла кассету и кто еще об этом знает. Потребуют у нее список имен. Но Мария никогда не раскалывается, она в жизни никого не выдаст. Она всегда верна друзьям. Она предпочтет, чтобы избивали ее, чем тронули кого-нибудь еще. Мария самая сильная девушка из всех, кого я знаю.