Борис Альтшулер - Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Под термином «многолистная Вселенная» Сахаров понимает пульсирующую Вселенную с повторением циклов расширения – сжатия, проводит расчеты тех свойств Вселенной, при которых возможно возникновение жизни. Эта работа развивает и конкретизирует его прежние идеи, наглядно высказанные в заключительном абзаце Нобелевской лекции.

Термин «сигнатура метрики» означает число осей времени. В нашем пространстве-времени три пространственных измерения (длина, ширина и высота) и одна ось времени, то есть сигнатура равна единице. Идея, что «времен» может быть не одно, а ноль, два, три, сколько угодно, интересная и нетривиальная. В классической теории изменение числа осей времени невозможно. Сахаров рассматривает возможность квантового туннельного перехода между пространствами разной сигнатуры. Пространство без времени, то есть с нулевой сигнатурой, он обозначает буквой P. Цитата из статьи: «… от имени древнегреческого философа Парменида, рассуждавшего о мире без движения (у Пушкина: “Движенья нет – сказал мудрец брадатый”) ». Эта работа в русле актуальных теоретических разработок о причинах и первых мгновениях Большого взрыва.

Сахаров:

«В Москве в 70-е годы и в Горьком я продолжал попытки заниматься физикой и космологией. Мне в эти годы не удалось выдвинуть существенно новых идей, и я продолжал разрабатывать те направления, которые уже были представлены в моих работах 60-х годов (и описаны в первой части этой книги). Вероятно, это удел большинства ученых по достижении ими некоторого предельного для них возраста. Впрочем, я не теряю надежды, что и мне, быть может, что-то еще “блеснет”. При этом я должен сказать, что и просто наблюдение за научным процессом, в котором сам не принимаешь участия, но знаешь, что к чему, – доставляет глубокую внутреннюю радость. В этом смысле я “не жадный”».

И. М. Дремин (сотрудник Отдела теоретической физики ФИАН, автор Приложения IV «Горьковская папка» в книге [5]):

«Командировки оформлялись в горьковский Институт химии АН СССР, где физики должны были отмечать командировочное удостоверение. За время пребывания Сахарова в ссылке всего было 23 поездки (по годам: 1980 – 3; 1981 – 0; 1982 – 5; 1983 – 7; 1984 – 3; 1985 – 2; 1986 – 3), в которых участвовало 17 сотрудников отдела (первый раз вместе с нашими сотрудниками выезжал ученый секретарь института). Полный список приводится ниже.

Поездки в Горький

1980 г.11 апреля – Гинзбург, Шевелько, Калашников

Май – Файнберг, Линде

Июнь – Фейнберг, Калашников

1982 г.Апрель – Фрадкин, Чернавский

14 мая – Киржниц, Линде

Июнь – Фрадкин, Калашников

19 августа – Фейнберг, Линде

23 сентября – Файнберг, Васильев

1983 г.17 января – Андреев, Ритус

15 марта – Васильев, Шабад

19 мая – Дремин, Фрадкин

6 июня – Файнберг, Линде

12 октября – Калашников, Воронов

1 декабря – Андреев, Киржниц

22 декабря – Гинзбург

1984 г.9 февраля – Ритус, Чернавский

4 апреля – Линде, Фейнберг

12 ноября – Болотовский, Фрадкин

1985 г.25 февраля – Линде, Чернавский

16 декабря – Фейнберг, Фрадкин

1986 г.27 января – Киржниц, Линде

2 апреля – Васильев, Каллош

21 мая – Файнберг, Цейтлин

Нерегулярность поездок определяется, прежде всего, периодами голодовок А. Д. Сахарова. Со стороны Отдела ни разу не было отказа, если предоставлялась возможность контакта. Наибольшее число раз навещали А. Д. в Горьком Линде (7 раз), Фрадкин (5 раз), Калашников, Файнберг, Фейнберг (4 раза), научные интересы которых были наиболее близки интересам Андрея Дмитриевича.

Как-то так получилось, что ссылка А. Д. совпала по времени с моментом резкого роста во всем мире интереса к его идеям о барионной асимметрии Вселенной. Так, С. Вайнберг написал 28 апреля 1980 г. письмо на имя директора ФИАНа Н. Г. Басова с просьбой прислать оттиски работ Сахаpова. Оно было передано Гинзбургу, а затем Сахарову».

В. Л. Гинзбург (из статьи «О феномене Сахарова» в книге [5]):

«Андрей Дмитриевич Сахаров был личностью исключительной, необыкновенной. Его обычными мерками не измеришь. Думаю, что можно говорить о феномене Сахарова. Я его знал сорок четыре года. Но никак не могу претендовать на то, что понимаю его как следует. Но нужно ли этому удивляться? Нет, не нужно. Такая гигантская и многогранная фигура неизбежно в чем-то таинственна и для обыкновенных людей загадочна. Но все это как-то лежит в другой плоскости. А то, что он был чистым человеком, светлым человеком, это очевидно.

И еще. Мне как физику ясно, что он обладал редчайшим научным талантом и оригинальностью. Яков Борисович Зельдович, как вы знаете, сам был выдающимся физиком, но он мне так говорил: “Вот других физиков я могу понять и соизмерить. А Андрей Дмитриевич – это что-то иное, что-то особенное…”

Чтобы последующее изложение было понятно, представляется целесообразным остановиться на работе Андрея Дмитриевича в Отделе теоретической физики Физического института им. П. Н. Лебедева АН СССР (ФИАНа). Этот отдел был основан в 1934 г., при переезде АН СССР из Ленинграда в Москву, известным физиком-теоретиком Игорем Евгеньевичем Таммом. Андрей Дмитриевич пришел в отдел в 1945 г. в качестве аспиранта И. Е. Тамма. В отделе занимались различными, но вполне мирными делами, и А. Д. тоже начал работать в разных направлениях, итоги его исследований были опубликованы, насколько помню, в трех статьях, вышедших из печати в 1947–1948 гг. Но в 1947 г. наша судьба круто изменилась. И. В. Курчатов привлек И. Е. Тамма к “атомной проблеме” и конкретно просил исследовать возможность создания водородной бомбы. Была образована небольшая группа из числа тех, кого хотел привлечь к этой работе И. Е. Тамм и одновременно получивших на это разрешение “от кого следует”. Важно то, что А. Д. вместе с И. Е. Таммом в 1950 г. уехал из Москвы на соответствующий “объект”. Я же, с небольшой “группой поддержки”, остался в Москве. Причина та, что моя жена в это время (и вообще с 1945 по 1953 гг.) находилась в ссылке в Горьковской области и до реальной работы над оружием я допущен не был. С тех пор А. Д. и И. Е. наведывались к нам, но жили вдали от Москвы. Игоpь Евгеньевич вернулся в ФИАН в 50-е гг., а Андрей Дмитриевич только в 1969. Дело в том, что к этому времени, несмотря на все свои заслуги и регалии, он уже был отстранен от “закрытых” работ в результате известной теперь всем критики советской политики, проводившейся в “период застоя” и ранее. Нужно сказать, что сотрудники отдела во главе с И. Е. Таммом тогда сами предложили А. Д. вернуться в отдел, чему он был рад. И вот с 1969 г. до своей кончины А. Д. был сотрудником отдела, в том числе и в период ссылки в Горький. Последняя произошла в начале 1980 г., в качестве репрессивной меры в основном за протест А. Д. против введения советских войск в Афганистан. Как известно, еще до этого против А. Д. велась шумная кампания в прессе, но никто из ведущих сотрудников нашего отдела не принимал в ней участия и не подписал каких-либо заявлений с критикой Сахарова. Должен сказать, что было нам нелегко, в частности, это относится ко мне (с 1971 г., когда скончался И. Е. Тамм, я стал заведующим отделом). Насколько знаю, А. Д. всегда ценил теплое отношение к нему в отделе. Достаточно сказать, что когда в конце 1986 г. он, наконец, вернулся в Москву, то приехал в отдел в первый же день. Но я забежал вперед почти на 7 лет.