Борис Альтшулер - Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Ежевечерние беседы с одним из самых замечательных людей нашего времени доставляли мне огромное наслаждение. Они дали мне очень много и позволили лучше понять моего удивительного собеседника. Мы много говорили о науке, об этике ученого, о “климате” научных исследований. Запомнил его замечательную сентенцию: “Вы, астрономы, счастливые люди: у вас еще сохранилась поэзия фактов”. Как это верно сказано! И как глубоко надо понимать дух, в сущности, далекой от его собственных интересов области знания, чтобы дать такую оценку ситуации.

Мы разговаривали, конечно, не только о науке. Как-то я спросил у Андрея: “Веришь ли ты, что можешь чего-нибудь добиться своей общественной деятельностью в этой стране?” Не раздумывая, он ответил: “Нет”. – “Так почему же ты так ведешь себя?” – “Иначе не могу!” – отрезал он. Вообще, сочетание несгибаемой твердости и какой-то детской непосредственности, доброты и даже наивности – отличительные черты его характера. Как-то я спросил у него: читал ли он когда-нибудь программу российской партии конституционных демократов (к которым давно уже прилипла унизительная кличка “кадеты”). Он ответил, что не читал. “По-моему, эта программа очень похожа на твою, а кое в чем даже ее перекрывает. Однако в условиях русской действительности ничего у этих кадетов не вышло. Вместо многочисленных обещанных ими свобод Ленин пообещал мужику землицы – результаты известны”. – “Теперь другие времена”, – кратко ответил Андрей».

Арест «Архипелага ГУЛАГ» и высылка Солженицына. «Мир через полвека» и предсказание интернета. «Мы не знаем, что с Вами хотят сделать, но Вам необходимо срочно выписаться, как сумеете, под каким угодно предлогом!», первая голодовка Сахарова и визит президента США, премия Чино дель Дука, Фонд помощи детям политзаключенных и День политзаключенного. Угрозы близким, арест Сергея Ковалева: «Дай напоследок хоть щец похлебать»

БА:

Август и осень 1973 г. также ознаменовались драматическими событиями, связанными с «Архипелагом ГУЛАГ» А. И. Солженицына. Этот великий труд Александр Исаевич закончил еще в 1968 г., тогда же добровольная помощница Солженицына Елизавета Воронянская вместе с Еленой Чуковской (дочь Л. К. Чуковской и внучка Корнея Ивановича) и первой женой Солженицына Натальей Решетовской, уединившись на даче Солженицына в Рождестве-на-Истье (Нарофоминский район Московской области), сделали окончательную перепечатку итоговой версии трех томов «Архипелага». Часть копий была заброшена за рубеж – без права публикации до особого распоряжения автора. Одна копия в течение пяти лет хранилась в потайном месте у Воронянской в Ленинграде. Летом 1973 г. КГБ вышел на след: 4 августа Воронянская была арестована, в течение пяти дней ее подвергали непрерывному «конвейерному» допросу, потом 9 августа отпустили.

Согласно докладной записке КГБ СССР в ЦК КПСС, Воронянская, прибыв домой после допроса, пыталась покончить с собой, но ее спасли, а 23 августа она все же покончила с собой. Согласно информации Солженицына и ряда исследователей, попытки самоубийства 9 августа у Воронянской не было, после пятидневного допроса в КГБ она находилась в кардиоревматическом диспансере, откуда выписалась 22 августа. А 23 августа с утра у нее дома обыск «с обдиранием обоев и взламыванием полов» (цит. Солженицына), смерть Елизаветы Денисовны наступила в тот же день в шесть часов вечера. Рукопись «Архипелага ГУЛАГ» сотрудники КГБ выкопали из земли на даче знакомого Солженицына и Воронянской Леонида Самутина под Ленинградом в ночь на 30 августа.

2 сентября Солженицын узнал о случившемся и распорядился начать печатание книги на Западе в издательстве «ИМКА-Пресс».

В последних числах декабря 1973 г. в Париже было объявлено о выходе в свет первого тома «Архипелага ГУЛАГа», который потом издавался на многих языках во многих странах. Через 36 лет, в 2009 г., «Архипелаг ГУЛАГ» был включен в федеральный компонент государственных образовательных стандартов РФ.

Но это через 36 лет. А тогда в советских СМИ началась массированная кампания очернения Солженицына как предателя родины с ярлыком «литературного власовца».

Сахаров:

«В начале января к нам неожиданно пришел приемный сын Александра Исаевича, тринадцатилетний Митя – сын Н. Светловой от первого брака. Было время утреннего завтрака, и Люся предложила ему выпить стакан чаю. Но он отказался. С первого взгляда меня поразила какая-то особенная торжественность в его облике и глаза – отчаянно сверкающие, серьезные, счастливые и гордые. Мальчик прошел в ванную и извлек прикрепленную на спине книгу, вручив ее нам. Это был первый том “Архипелага ГУЛАГ”. Уже через 10 минут мы оба – Люся и я – читали эту великую книгу (о которой уже более недели озлобленно и подло писала советская пресса и ежедневно сообщало западное радио). В отличие от большинства людей на Западе и многих в нашей стране мы хорошо знали бесчисленные факты массовой жестокости и беззакония в мире ГУЛАГа, представляли себе масштабы этих преступлений. И все же и для нас книга Солженицына была потрясением. Уже с первых страниц в гневном, скорбном, иронически-саркастическом повествовании вставал мрачный мир серых лагерей, окруженных колючей проволокой, залитых беспощадным электрическим светом следовательских кабинетов и камер пыток, столыпинских вагонов, ледяных смертных забоев Колымы и Норильска – судьба многих миллионов наших сограждан, оборотная сторона того бодрого единодушия и трудового подъема, о котором пелись песни и твердили газеты.

Через несколько дней я примкнул к коллективному письму, требовавшему оградить Солженицына от нападок и преследований, отдававшему должное “Архипелагу” и трагической судьбе его героев-заключенных.

12 февраля около 7 вечера в нашей квартире раздался звонок: Солженицына насильно увезли из дома. Мы с Люсей выскочили на улицу, схватили какую-то машину (“левака”) и через 15 минут уже входили в квартиру Солженицыных в Козицком переулке. Квартира полна людей, некоторых я не знаю. Наташа – бледная, озабоченная – рассказывает каждому вновь прибывшему подробности бандитского нападения, потом обрывает себя, бросается что-то делать – разбирать бумаги, что-то сжигать. На кухне стоят два чайника, многие нервно пьют чай. Скоро становится ясно, что Солженицына нет в прокуратуре, куда его вызвали, – он арестован. Время от времени звонит телефон, некоторые звонки из-за границы. Я отвечаю на один-два таких звонка; кажется, нервное потрясение и сознание значительности, трагичности происходящего нарушили мою обычную сухую косноязычность, и я говорю простыми и сильными словами.