Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

В июне приехал в Нижний инженер-полковник Петр Афанасьевич Фролов {124}. Клейнмихель, недовольный тем, что я, только по истечении полугода по получении вышеприведенного предписания его от 9 ноября 1843 г., донес ему о невозможности окончить исправление вверенного мне участка шоссе к наступающей ярмарке, прислал Фролова, который тогда был у него в большой милости, осмотреть положение означенного участка шоссе и узнать, что я делаю.

Фролов был человек добрый и честный, но довольно апатичный; он уверен был, что я веду дела честно и энергично. Он был из бедных дворян Рославльского уезда Смоленской губернии. В этом же уезде было имение моей тещи, Михайловское, в котором семейство Левашовых долго жило и пользовалось уважением соседних помещиков, в особенности бедных. Вследствие всех этих причин, а может быть, и потому, что Клейнмихель был вообще очень ко мне расположен, Фролов только поверхностно поверил мои действия по шоссе, проводя у нас целые дни, беседуя кое о чем и слушая музыку. Сам он играл на фортепиано только одну пьесу «Cinq sous [12]» {125}, повторяя ее по нескольку раз в день. Впрочем, Фролов мне дал хорошие советы, а именно:

1. Немедля уволить Максутова, который не приносил никакой пользы, а между тем компрометировал меня тем, что я, {будучи с ним товарищ и дружен}, как будто навязал его Вейсбергу и вместе с тем не могу, {несмотря на неудовольствие рабочих Максутова}, относиться к нему, как {отнесся бы} к постороннему лицу; Максутов немедля оставил свою должность.

2. Управляющий имением моей жены Пономарев, в виде наказания тех крестьян, которые, по лени, не платили оброка, поставил {из них} нескольких человек на шоссейную работу, о чем не нашел нужным мне сообщить. Я узнал об этом при Фролове, и он советовал мне запретить поставку на работы крестьян из имения жены моей, так как эта поставка вела за собой расчеты между Пономаревым и Вейсбергом, что могло подать повод думать, что я в них участвую, а что счеты между ними ограничиваются несколькими десятками рублей, этому никто не захочет верить и непременно их преувеличат. Крестьяне, присланные Пономаревым, были мною немедля отосланы с работ. Из Петербурга, вследствие осмотра Фроловым моих работ, не было сделано никаких распоряжений, и я по-прежнему неограниченно распоряжался устройством шоссе.

Вейсберг на место Максутова пригласил управлять подрядом статского советника Тимофеева н, бывшего начальником отделения в Департаменте путей сообщения {и недавно вышедшего в отставку}. Тимофеев был человек умный и хитрый. Несмотря на то что я готов был на все законные средства, чтобы помочь подрядчику, он постоянно придумывал новые ему льготы и приходил ко мне с просьбами об оказании этих льгот. Видя, что я, по моему живому характеру и откровенности, легко высказываюсь, он, приходя ко мне, сидел молча по нескольку часов в ожидании, что это мне надоест, что я выскажу мое мнение о его просьбах; таким образом, он поймает меня на словах и {если не успеет в том, чтобы я вполне с ним согласился, то, по крайней мере}, хотя частью удовлетворю его просьбе. Своим молчанием он мне сильно надоедал, но нет сомнения, что он посредством его много выигрывал; я не умел ему подражать в молчании.

Занятия мои по шоссейным работам отнимали у меня все время; оба дистанционные офицера были также очень заняты приемом материалов и наблюдением за работами, что тогда, по неимению казенных десятников и при ведении сложной отчетности, было затруднительно. Авдеев вследствие этого подал мне рапорт, в котором признавал себя неспособным к занимаемой им должности и просил от нее уволить. Рапорт его был написан очень складно и вообще хорошо. С трудом убедил я Авдеева остаться в его должности, сказав ему, что кто так хорошо пишет, тот сумеет справиться и с более трудной должностью. Я тогда ошибся; Авдеев не довольно серьезно занимался порученным ему делом; он был впоследствии обманут поставщиками щебня {на его дистанции}, за что поплатился своим состоянием.

В то время когда Авдеев подавал мне вышеупомянутый рапорт, его между прочим беспокоила одна насыпь, которую он производил из песка и которая постоянно опускалась. Местность, по которой пролегала вверенная мне часть шоссе, состояла частью из сыпучего песка, а частью из иловато-глинистой земли. Камень, выставленный на последней для разбивки его в щебень, утопал в ней на значительную глубину, {а потому понятно было, что берега маленькой Черной речки, имеющие иловатую почву, не выдерживали насыпи, но насыпь на дистанции Авдеева садилась на возвышенной местности}. Я объяснял это тем, что верхний твердый слой почвы был невелик, а под ним был разжиженный грунт, который, не выдерживая производимых, хотя и не высоких насыпей, сжимался.

Дабы не замедлить окончания работ, я решился в обоих этих местах прекратить производство земляной насыпи, а построить в наступающую зиму простые деревянные мосты, на первом длиной 40, а на втором длиной 50 сажен; этот последний мост предполагался на совершенно сухом и возвышенном месте. Забивавшиеся под этот мост сваи шли сначала очень медленно, но впоследствии значительно опускались от одного удара бабы ручного копра и только на большой глубине снова вбивались медленно, так что на сваи потребовалось употребить очень длинные бревна, что оправдывало мое предположение о том, что в этом месте только верхний слой земли был твердый, но что на некоторой глубине грунт был разжиженный. Конечно, можно было в этом убедиться предварительной зондировкой, но тогда при производстве весьма значительных земляных работ не было в наличности ни одного бура. По существующим преданиям на местности, по которой проходило шоссе в Нижегородской губернии в XVI столетии, было много озер с рыбными ловлями, принадлежавшими Нижегородскому Печерскому монастырю. Озера эти, затягиваясь илом, постепенно исчезали. Окрестные жители утверждают, что и в настоящее время случаются на означенной местности провалы земли вместе с растущими на ней мелкими деревьями.

Понятно, что земля в этой местности не могла приносить почти никакого дохода и потому стоила дешево, но нашлись два помещика, предъявившие безобразные требования, и именно весьма бедный помещик д. Орловки, где была первая почтовая станция от Нижнего, отставной коллежский асессор Кузнецов н, и один из богатейших помещиков в России действительный тайный советник (впоследствии 1-го класса) князь Сергей Михайлович Голицын {126}, которому принадлежала деревушка на шоссе между Нижним и ст. Орловкой.

Кузнецов, которому еще не было уплачено за отошедшую от него под шоссе землю, явился ко мне с просьбой об уплате за нее по весьма высокой цене. Когда он вошел ко мне, я пригласил его сесть, на что он мне отвечал: «Я и постою-с», и стоя продолжал излагать свои требования. Я ему доказал их несправедливость, и он окончательно остался доволен той суммой, которую ему назначила оценочная комиссия и которая была действительно достаточна.