Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

За отличие по службе произведен в полковники – 8 апр. 1851. Назначен начальником Московских водопроводов, с оставлением при главноуправляющем – 25 июня 1852. По Высочайше утвержденному положению комитета г.г. министров назначен председателем архитектурного совета комиссии. Для построения храма во имя Христа Спасителя в Москве, с оставлением при главноуправляющем – 28 июля 1852 награжден знаком отличия за беспорочную службу за XX лет – 22 авг. 1852. Предписанием главноуправляющего за № 5343 назначен членом комитета Высочайше утвержденного для надзора за устройством фабрик и заводов в Москве и ее уезде с оставлением в прежних должностях – 19 окт. 1852. Всемилостивейше пожалован бриллиантовый перстень с вензелевым изображением Высочайшего Его Величества имени – 11 апр. 1854. В награду отлично усердной службы Всемилостивейше пожалован орденом Св. Владимира 3-й ст. – 26 авг. 1856. Пожалована бронзовая медаль в воспоминание войны 1853–1856 г. – 26 авг. 1856.

За отличие по службе произведен в генерал-майоры {с оставлением в настоящих должностях} – 30 авг. 1858.

Немногословные трочки послужного списка с полной ясностью свидетельствуют о том, что, без сомнения, этот этап жизни автора был насыщен самыми разнообразными событиями, а также отражают поистине блестящий карьерный рост барона Дельвига. Сам же он смотрел на свое продвижение по службе как бы со стороны: «Служебные награды я считал ступенями лестницы, которые необходимо пройти, чтобы взойти на ее верх, а потому только те из служебных наград были полезны, которые составляли необходимые ступени этой лестницы » (Гл. VII). В полном соответствии с этим жизненным кредо он и описывает все, что с ним и вокруг него происходило, без аффектации, спокойно и выдержанно. Иногда кажется, что он не способен потерять присутствие духа, разговаривая на равных со всеми: от простого лоцмана на днепровских порогах до самых высокопоставленных особ, а также многократно находясь в буквальном смысле слова на волоске от смерти.

Лаконичность и кажущаяся неэмоциональность автора, помноженные на прагматичность и выдержку, дают в результате уникальный по своей реалистичности текст, почти хронику, которая требует разно образного и многоаспектного вспомогательного и дополнительного материала. Автор сам понимал это, и в рукописи имеются следующие авторские приложения:

Приложение 1 к главе VI (разъяснения А. В. Головнина по поводу барона Фиркса).

Приложение 3 к главе VII (разъяснения А. В. Головнина по поводу графа A. А. Закревского).

Приложение 5 к главе VII (речь Н. С. Толстого на дворянских выборах Нижегородской губернии в начале 1862 г.).

Учитывая особенности текста и личности автора, а также для более полного понимания его характера, эпохи и некоторых событий, отстоящих от читателя приблизительно на полтора столетия, составитель счел необходимым дополнить вспомогательный текстовой материал, добавив также вступительную статью «Дельвиг, барон Андрей Иванович», внеся, кроме того, следующие дополнительные приложения:

Приложение 2 к главе VI (Письмо генерала Гёргея командиру 3-го пех. корпуса, генералу от кавалерии графу Ридигеру от 11 августа 1849 года). В самом деле, автор размышляет над значением этого письма в свете внутри политического и международного контекста, не приводя его полностью. Мы решили исправить это упущение.

Приложение 4 к главе VII (Воспоминания об участии при защите г. Севастополя бывшего в то время полковым адъютантом Владимирского [61-го] пехотного полка поручика, ныне отставного майора Наума Александровича Горбунова). Составитель счел уместным поместить эти воспоминания как приложение к VII главе, где А. И. Дельвиг вспоминает тяжелое для России время Крымской войны, когда при обороне Севастополя его брат Николай Иванович вновь, после экспедиции в Дарго, был тяжело ранен. Н. А. Горбунов был очевидцем и участником героической обороны «русской Трои», и его свидетельство было дорого Андрею Ивановичу как память о безвременно ушедшем из жизни брате, чьих жизненных сил после участия в двух неудачных для нашей армии военных операциях хватило ненадолго.

Безусловно, послужной список, внушительный перечень наград Андрея Ивановича Дельвига во многом говорят сами за себя. Но, вчитываясь в строки V–VII глав его воспоминаний, мы начинаем видеть ту эпоху, зенит XIX века, глазами зрелого, опытного, нашедшего свое место в жизни человека – «не мальчика, но мужа». Кроме привычки добиваться результата упорным трудом, данной в поддержку таланту, судьба не делала Андрею Ивановичу подарков, в отличие от его непосредственного руководителя Петра Андреевича Клейнмихеля, сызмала ею избалованного. Настоящим испытанием для А. И. Дельвига стала более чем пятнадцатилетняя служба под началом своенравного и деспотичного главноуправляющего, и не только «азиатские аллюры» графа Клейнмихеля, как выразился также хорошо знавший его сенатор К. И. Фишер, были «отягчающим обстоятельством» службы и жизни Андрея Ивановича. В обществе того времени сложилось мнение (конечно, неспроста) о взяточничестве и казнокрадстве путейцев. Известный острослов А. С. Меншиков даже сочинил историю о том, как на исповеди священник допытывался, не берет ли он взяток и не грабит ли казну, а потом, разглядев хорошенько мундир Меншикова, якобы повинился: спутал, дескать, с путейским. Конечно, Андрею Ивановичу были известны приемы незаконного обогащения сослуживцев, он пишет об этом. Но видел он и то, как мало ценит государство их труд, как равнодушно к их нуждам, а проще сказать – к нужде. Сложно определить чувство, которым продиктованы его слова: «Одна и та же история с инженерами путей сообщения повторяется во всех губернских городах: они не хотят кланяться губернаторам и другим лицам, имеющим значение в губернии, хотя их служебная деятельность большею частию так же не бескорыстна, как и других чиновников» (Гл. VI). Многое видится за этими стороками: значит, угол зрения выбран правильно. Эта способность охватывать взглядом все, имеющее значение в происходящем, – не детали, а обстоятельства – и позволила автору «Моих воспоминаний» создать достоверный образ своего времени.

Как и в первом томе «Моих воспоминаний», во втором томе использованы следующие условные обозначения:

– в {фигурных скобках} помещен текст, исключенный цензором / редактором издания Румянцевского музея 1912–1913 гг.,

– в <���ломаных скобках> – текст, вычеркнутый в рукописи,

– в [ квадратных скобках ], курсивом даны уточнения, включенные составителем.

Переводы с французского языка выполнены П. А. Дельвигом, с немецкого – А. А. Дельвигом.