Франц Запп - Сталинградский пленник 1943–1946

После трехнедельного пребывания в карантинной зоне их перевели к нам, и мы узнали, что происходило у нас дома в конце войны. Один венец рассказал, как его взяли в плен и с большой колонной погнали через всю Вену. Им говорили, что направляют в Чехословакию, где вручат увольнительные документы. Путь его проходил по городской улице, где жили его родственники. Он их увидел, и они крикнули ему, чтобы он в суматохе постарался смыться. Это вполне можно было сделать, но он верил русским и не рискнул, о чем впоследствии горько жалел.

Был еще один, прибывший даже из Линца. Будучи раненым, он лежал в военном лазарете в Урфаре, совсем близко от моего дома. Его пленили американцы и через несколько недель, когда он выздоровел, передали русским, которые переправили его в наш лагерь. Он также мог бы сбежать, но не сделал этого, так как после американского плена чувствовал себя уверенно и в русском. Ведь он ничего не знал о соглашении, по которому всех воевавших в России надлежало передавать русским.

Среди «капитулянтов» было много венгров, в том числе венгерских офицеров, которые также чувствовали себя обманутыми, так как при капитуляции им обещали, что отпустят на родину, если они сдадут оружие. Они с яростью говорили, что если бы знали, что их увезут в Россию, тем более сюда, они уж точно продолжали бы воевать. Мы знали от русских, как фанатично эти венгры защищали Будапешт и как были рады русские, когда венгры и немцы капитулировали.

Постепенно кое-что в лагере улучшалось. Однако Харрер, как он выражался, страдал приступами «лагерного бешенства» от постоянного созерцания колючей проволоки, сторожевых вышек и недосягаемо далекой Волги. Для офицеров отрицательным моментом было как раз то, что им не разрешалось работать. Мне, как ефрейтору, в этом отношении было лучше, так как я, если не болел, всегда имел работу, нередко вне лагеря и даже на частных квартирах. От скуки Вилли иногда помогал фельдфебелю Дёрнигу из второго барака при расчетах рабочих бригад, чтобы каждый получал свой хлебный паек согласно выработке.

Однажды, когда в лагере не было никакой рабочей силы, Харрер уговорил других офицеров поехать к Волге и привезти — разумеется, с охраной — в лагерь дрова. Лейтенант Рихтер взял с собой гармонь, они выехали через лагерные ворота и спустились к деревянному складу на Волге. Пока они загружали прицеп, часовой уехал с машиной, а охранять остался калмык в военной форме, но без оружия, который, по-видимому, боялся их больше, чем они его. Пока грузовик отвозил дрова в лагерь, они решили впервые за несколько лет поплавать в реке. А лейтенант Рихтер в это время пошел к стоящим поблизости домикам и начал играть на гармошке веселые мелодии. Сразу со всей округи потянулись женщины, обступили его и наслаждались музыкой. Тут из-за угла появился русский лейтенант с несколькими солдатами и отругал женщин, которым, по его мнению, не пристало слушать игру военнопленного. Но женщины обрушились на него с такими сочными выражениями, что лейтенант со своими солдатами поспёшил ретироваться.

В августе Харрер как-то вызвался привезти в лагерь рыбу из Сталинграда. Вместе с тремя другими пленными в кузове трехтонки он поехал к раздаточному пункту. Сопровождающим был снабженец — подозрительного вида грузин с автоматом. Он сидел спереди, в кабине. В город они прибыли под палящим солнцем. Предстояло принять груз соленой селедки, прибывший из Астрахани. Когда они более внимательно осмотрели несколько рыбин, то у каждой в жабрах обнаружили личинки. Это принудило снабженца отказаться от груза, после чего начался скандал, и они услышали, как служащий рыбного склада кричал: «От этой рыбы никто не умрет, а пленные должны радоваться, что их вообще кормят!» Но этот диковатого вида грузин остался тверд, как камень, и отказался принять рыбу. Пришлось им сидеть под палящим солнцем и ждать. Весь берег был устлан стальными листами, а Вилли был босой и ему казалось, что подошвы его поджариваются. Он еле добежал по горячим листам до воды. Наконец им указали грузовую баржу. Вилли как самый высокий, спустился через грузовой люк в трюм. Вся баржа была заполнена пластами сельди. Вниз летели ивовые корзины. Он должен был укладывать в них рыбу и подавать через люк наверх. Под палубным перекрытием стояла ужасная жара и острая селедочная вонь, а руки от уколов и соли так жгло, что казалось, их опустили в крапиву. Все это было почти невыносимо, но приходилось терпеть. В конце концов работа закончилась и кузов был доверху заполнен рыбой. Когда ехали домой, пленные сидели за кабиной прямо на рыбе.

Это напоминало мне поездку весной сорок третьего на грузовике, загруженном трупами, которые мы отвозили для захоронения в Котлубань. Правда, трупы были накрыты брезентом, но при езде его откидывало ветром так, что проходившие мимо русские издавали крики ужаса. Вспоминалась мне и поездка в кузове грузовика осенью того же года, когда электрики демонтировали испорченную высоковольтную линию и при возвращении домой сидели на мешках с раками. Это вызывало странное ощущение — будто сидишь на подстилке, которая только что бегала. Мне было жутковато.

Так как в кузове лежало целых три тонны рыбы, то Вилли и его товарищи подумали, что несколько рыбин — сущий пустяк и хоть один раз можно съесть ее столько, сколько захочется, а не довольствоваться лагерной порцией в 70 г. Поэтому каждый взял по рыбине и стал откусывать лучшие куски от спинки. Но рыба была очень соленой, и вскоре все стали испытывать невыносимую жажду. К их счастью, грузовик вдруг остановился, так как у снабженца были какие-то дела. Они сразу спрыгнули вниз и стали искать воду, но обнаружили только пару луж после вчерашнего грозового дождя. Кто-то бросился к лужам и стал глотать воду, но сам Вилли дотерпел до продовольственного лагеря, где был водоразборный кран. Вилли отвернул его и направил себе в рот тугую струю, такую сильную, что он думал — живот от воды лопнет. Один из них не смог удержаться и прихватил две селедки. Он подвесил их к поясу кальсон, по одной с каждого бока, чтобы они свисали вдоль бедер и хотел пронести через охрану у ворот. Но его ощупали, как обычно, и обнаружили рыбу. Охранник взял селедку за хвост и несколько раз ударил его рыбиной по обеим щекам, а затем еще и пинков надавал. Вилли предвидел это и не взял рыбы в лагерь, а то, что они наелись вне лагеря, русским было все равно. Запрещалось лишь проносить на территорию, а тем более, не дай бог, сбывать.

На другой день было полное солнечное затмение. Небо заволокло тучами. Пленным разрешили пойти на Волгу просто поплавать, при этом Руди Киршке чуть не утонул. Вилли перешел остров и оказался перед главным руслом Волги. Громадная река произвела на него большое впечатление. Он вошел в воду и поплыл, успев сделать полсотни взмахов, он не знал, что река имеет сильное течение, и когда стал плыть обратно, его отнесло на 100 метров и пришлось выбиваться из сил, чтобы вернуться на берег. Это его так измотало, что он едва мог выйти из воды.