Амшей Нюренберг - Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

Руо — редкой силы, оригинальный, ни на кого не похожий художник, живописец с богатейшей палитрой. Не лишен литературности.

О Пикассо.

Его художественный мир настолько богат, что мастер может расходовать его, не боясь опустошения. Часто в своих высказываниях он подчеркивал крылатую мысль: «Природа была и остается для меня только поводом или трамплином для работы».

Он изобрел свой мир, свою природу. Его сложное и необыкновенное творчество, как и творчество Ван Гога, создано богатым воображением и потому так не похоже на тот окружающий нас мир, к которому мы привыкли.

Он ни на кого не похож. История живописи не знает другого Пикассо. Главная особенность его новаторства заключается в том, что он работал не только над поэзией цвета, но и над поэзией формы. Он все разрушил, и все вновь создал.

Его обвиняют в том, что он много заимствовал, что в его творчестве можно найти влияние мексиканской и негритянской скульптуры, что он много взял у греков. Да, это верно. Но Пикассо все взятое «переплавлял» в своем творческом горниле. И всему придал пикассовский характер и дух. Вещи Пикассо всегда впечатляют своим неповторимым высоким стилем. В этом их главная ценность. И потом, чтобы так видеть и так заимствовать, нужны огромные знания, культура и высокий вкус. Его отношение к миру — мудрое, насыщенное большой глубокой философией.

Я расспрашивал своих друзей о наших русских художниках. Вот, что они рассказали:

Коровин известен в театральном мире. То же следует сказать и о Гончаровой и Ларионове. Их знают как декораторов и театралов. Как живописцев их не знают. На выставках не участвуют. Малявин обслуживает здешнюю буржуазию. Пишет «шикарные» портреты. Григорьев здесь одно время обращал на себя внимание. Потом разочаровал как пустозвонный ловкач. Его рисунки произвели на друзей впечатление холодных иллюстраций. Вообще графиков здесь не любят. В Париже, прежде всего, ценят живописность и пластичность. Художники говорят: «Энгр, Дега, Домье, Гаварни — не графики».

Шагал — яркое имя. Имеет в художественном мире большое влияние. Дорого продается. Колорит его за последние годы уточнился.

Приятны Кремень и Терешкович. Они начинают пользоваться успехом и продаваться по приличной цене, т. е. от 750 франков до 1000 франков.

Как учатся, работают и зарабатывают французские и русские художники в Париже?

Раньше о французах. В большинстве случаев это молодежь, прошедшая школу веселого недоедания, липкого столика, недорогого кафе, нетребовательной метрессы и «эпате» всяких видов богемной жизни.

Где они учатся? Меньше всего в официальных или казенных академиях. Если какой-нибудь благовоспитанный юноша и сидит в них, то исключительно по «дипломному» делу. Французы, как и русские, и все попавшие туда, учатся живописи в музеях, салонах, на выставках и, особенно, в ателье своих друзей. Здесь главную воспитательную роль играет сам воздух Парижа. Город учит. Он создает течения, школы и формирует таких художников, как Ван Гог, Утрилло и Сутин.

Правда, здесь имеются частные академии, где охотно работают молодые художники, но в этих академиях учатся не столько живописи, сколько привычке иметь с нею дело. Французский художник посещает их как место, где есть дешевая модель. И только. В этих академиях нет, и не может быть руководителей. Каждый сам себе руководитель. Каждый работает так, как будто проверяет то, что он нашел. Почти все знаменитости современного французского искусства прошли именно такую школу. Конечно, это возможно только в Париже, где имеется столько искусства, особенно живописи, и где вокруг вас живут как бы невидимые, тайные, но сильные учителя и советники.

Все ли французы принадлежат к левым группам? Далеко не все. Есть здесь ряд музеев, салонов и маршанов, обслуживающих только умеренных и академистов, так называемых «помпье» (эпигонов). Они довольно хорошо продаются, пишут «ню», носят различного цвета значки в петлицах и имеют солидный вид. Среди них, пожалуй, вы сможете найти людей с официальным художественным образованием. О них боевая левая пресса, разумеется, не пишет, но это не значит, что их нет и что их не знают.

В Париже преобладает умеренное направление. Теперь говорят только о том — живописна ли данная картина или нет. Многие из бывших левых мастеров ушли в декоративный мир (Брак и Леже), туда же ушли сюрреалисты и абстракционисты.

Обслуживающий весь земной шар огромный декоративный мир Парижа дает всем левым художникам, французам и русским, возможность жить и работать. Роспись выставочных и торговых помещений, магазинных витрин, уличных стен, тканей, обоев, оформление книг, журналов, плакатов, ковров и всех тех предметов украшения комнат, которыми так богат и славится Париж.

Русские художники своим изобретательским духом и высоким вкусом часто идут в этом мире впереди.

В книжных витринах вы увидите монографии, посвященные творчеству Шагала, Сутина, Ханы Орловой, Федера, Липшица, Цадкина и других. В салонах, на выставках и в магазинах маршанов их работы висят или стоят рядом с работами известных французских мастеров.

В 1912 году, когда русский балет очаровал и пленил весь Париж, когда народ и печать только и жили замечательным русским искусством, имена художников Бакста, Бенуа и Рериха произносились с таким же благоговением, с каким произносилось имя Павловой.

Балет даже вызвал моду на все русское. И особенно эта мода расцвела в декоративном мире.

В магазинах и на улицах продавались декоративные вещицы, выполненные в «русском стиле».

Выставка демонстрирует жизнеспособность импрессионистских идей, тех идей, которые коренным образом изменили нашу современную живопись.

У нас держится мнение, что импрессионистское искусство есть мертвое наследие чуждой нам буржуазной культуры. Наши критики разработали даже целую теорию о пассивном характере импрессионизма, о его индивидуализме, субъективности и особенно о его этюдности. Из этого предлагалось сделать следующий вывод: импрессионизм, имеющий столько отрицательных сторон, не может быть приобщен к кругу интересов нашей изокультуры.

Так ли это? Не имеем ли мы здесь дело с тем, что называется гипертрофией положений? Примеры, которые знает история живописи второй половины XIX века, не говорят в пользу этого мнения. Кто возьмется отрицать объективную правду, напряжение и динамику в «вокзалах» и «улицах» Клода Моне? Кто сможет доказать, что не импрессионисты первые открыли современный индустриальный город со всеми его капиталистическими чертами? Нужно ли доказывать, что импрессионизм дал самый объективный метод письма?