Александр Сенкевич - Венедикт Ерофеев: Человек нездешний

Достоевский был для Венедикта Ерофеева вроде палочки-выручалочки. Особенно ему помогали найти ответы на многие мировоззренческие вопросы письма Фёдора Михайловича различным адресатам. Венедикт Ерофеев всегда находил высказывания писателя на основную, глубоко интересующую его тему: что даёт человеку вера в Бога и бессмертие души: «Теперь представьте себе, что нет Бога и бессмертия души (бессмертие души и Бог — это всё одно, одна и та же идея). Скажите, для чего мне тогда жить хорошо, делать добро, если я умру на земле совсем? Без бессмертия-то ведь всё дело в том, чтоб только достигнуть мой срок, а так всё гори. А если так, то почему мне (если я только надеюсь на мою ловкость и ум, чтоб не попасться закону) и не зарезать другую, не ограбить, не обворовать. Или почему мне если уж не резать, так прямо не жить за счёт других, в одну свою утробу? Ведь я умру и всё умрёт, ничего не будет!» Это письмо Николаю Лукичу Озмидову, почитателю Достоевского. Из того же письма: «Всякий организм существует на земле, чтоб жить, а не истреблять себя. Наука определила так и уже подвела довольно точно законы для утверждения этой аксиомы. Человечество в его целом есть. Конечно, только организм. Этот организм бесспорно имеет свои законы бытия. Разум же человеческий их отыскивает»; «Прибавьте тут, сверх всего этого, моё я, которое всё сознало. Если оно это всё сознало, т. е. всю землю и её аксиому, то, стало быть, это моё, я выше всего этого, по крайней мере, не укладывается в одно это, а становится как бы в сторону, над всем этим, судит и сознает его. Но в таком случае это “я” не только не подчиняется земной аксиоме, земному закону, но и выходит из них, выше их имеет закон. Где же этот закон? Не на земле, где всё закончено и умирает бесследно и без воскресения. Нет ли намёка на бессмертие души? Если б его не было, то стали бы Вы сами, Николай Лукич, о нём беспокоиться. <...> Значит, вы с Вашим “я” не можете справиться: в земной порядок оно не укладывается, а ищет ещё чего-то другого, кроме земли, чему тоже принадлежит оно» 9.

Достоевский своим корреспондентам и корреспонденткам давал дельные советы. Вот отчего Венедикт Ерофеев прислушивался к ним и доверял им, как та неизвестная нам мать, которая получила в 1878 году письмо писателя: «Ваш ребёнок 3-х лет: знакомьте его с Евангелием, учите его веровать в Бога... <...> иначе не будет хорошего человека, а выйдет в самом лучшем случае страдалец, а в другом, так и равнодушный жирный человек, да и ещё того хуже. Лучше Христа ничего не выдумаете, поверьте этому» 10.

Могу представить, как остро реагировал Венедикт Васильевич на пророческие высказывания Достоевского о будущих бедствиях обезбоженного человечества. В этом убеждает его замечание в одной из июльских записей за 1961 год по поводу нацизма и конкретно Генриха Гиммлера: «Кстати, в расовой плоскости решается то, что коммунистами решается в плоскости социальной. Второе менее эффективно, но более благоразумно. Ср. у Гиммлера: “Это как раз то, что я хотел бы внушить СС и, как я полагаю, внушил в качестве одного из самых священных законов будущего: предметом нашей заботы и наших обязанностей являются наш народ и наша раса, о них мы должны заботиться и думать, во имя них мы должны работать и бороться и ни для чего другого. Всё остальное нам безразлично” (из выступления рейхсфюрера перед группой руководителей СС, Познань, 4/Х — 43 г.). Параллельные линии от Дарвина и Маркса» 11.

Венедикт Ерофеев, прочитавший вышедшую в Москве в 1955 году книгу «Нюрнбергский процесс», обращался к конкретным фактам: «В одном только Дахау было заключено 2000—2500 священников со всех сторон Европы. Один из заключённых, католический священник, вспоминает между прочим: “Со священниками в лагере Дахау иногда обращались хуже, чем с евреями”. “Для производства медицинских экспериментов особенно охотно отбирали священников... Многие при этом умирали, многие превращались в калек, некоторые выздоравливали”. “Или, привернув пожарный рукав к водопроводу, направляли в течение 38 минут струю на область сердца. Дольше не выдерживал никто”». В ряду различных материалов о нацистских зверствах Венедикт Ерофеев приводит показания Густава Зорге, надзирателя в концлагере Саксенхаузен: «“Он (один из членов секты “Исследователи Библии”) был закопан по самое горло. Была выкопана яма, и его поставили в неё, так что виднелась только шея. А затем яму засыпали... Остальные заключённые должны были оправляться на его голову... По моему указанию...” Прокурор: “Много ли было случаев, когда закапывали в землю служителей культов?” Зорге: “Судя по разъяснению, которое дал мне штандартенфюрер Лихтенбергер, это средство часто практиковалось в лагере... Это была общая акция против церкви”» 12.

Говорить, не лукавя, правду — это Венедикт Ерофеев для себя решил твёрдо, раз и навсегда. От этого правила не отступал. Его розыгрыши и эпатаж журналистов в счёт не идут. И называл он эти свои импровизационные придумки соответственно грубо — использовал обсценную лексику, а проще говоря, мат.

Пришло время для Венедикта Ерофеева окончательно определиться в своём мировоззрении. Он задал себе такую насыщенную программу чтения, что трудно представить, как ему удалось её выполнить. За три месяца, начиная с июня и по август, он «прошерстил» сочинения многих христианских святых, святителей, выдающихся богословов и философов. Особое место в его желании духовно себя укрепить было отведено Библии. Помимо этой священной книги в его круг чтения вошли труды Климента Александрийского [297], христианского философа, Отца Греческой православной церкви, автора таких работ, как «Увещания язычникам», «Педагог», «Строматы». В последнем упомянутом мною труде содержится апология философии как «дела Божественного промышления» 13.

С каждым прошедшим днём круг чтения Венедикта Ерофеева расширялся. В июне в этот круг вошли сочинения Григория Богослова [298]и Иоанна Златоуста [299], двух из трёх вселенских святителей и учителей, греческого теолога и раннехристианского писателя Оригена [300]— его апологетический трактат «Против Цельса» и труд «О началах», объясняют христианские догматы.

Ориген, этот радетель христианского вероучения, претерпел за свою жизнь немало страданий. Ему принадлежит мысль, что в Библии заключены три смысла, соответствующие трём составным частям человека: телу, душе и разуму. Фернан Комт объясняет, какое содержание вкладывал Ориген в каждый из этих смыслов: «Буквальный смысл связан с телом. Нравственный смысл соотносится с поиском в перипетиях библейского сказания аллегории, способной послужить созданию нравственного мира. Духовный смысл ведёт к “мудрости, покрытой тайной”» 14.