Александр Сенкевич - Венедикт Ерофеев: Человек нездешний

Назову событие, которое, казалось бы, улучшило жизнь Венедикта Васильевича, а в действительности нанесло ему смертельный удар. 21 декабря 1975 года Венедикт Васильевич Ерофеев и Галина Павловна Носова, сотрудница Центрального статистического управления, кандидат экономических наук, подали заявление на регистрацию брака в загсе Фрунзенского р-на Москвы. 21 февраля 1976 года их брак был зарегистрирован. Это была сделка. Как говорят в народе: «Брак по расчёту — это развод до развода». Втайне желаемое им благосостояние 23обретало материальные формы.

Его решение было опрометчивым. Свою свободу он заложил в ломбард. Думал, что вскоре выкупит, однако сделать этого не смог. Поступить, как он поступил, было всё равно что «справить нужду на собственный памятник» 24. Закавыченные слова принадлежат Венедикту Ерофееву. У любого другого писателя всё сошло бы с рук. Но только не у него. Внешне он изменился. Напоминал голливудского актёра. Таким вспоминает его Виктор Иоэльс: «На пришедшем был великолепно сшитый, тогда очень модный, синий клубный пиджак с золотыми пуговицами, явно не московского пошива рубашка, светлые, хорошо отглаженные брюки — мои гости так не одевались» 25.

Венедикт Ерофеев чуть-чуть привязался к «здешней» жизни. Прежде он был только её наблюдателем, а тут она вовлекла его в свой круг как участника её игрищ. На этот раз он не скрылся (да и не хотел) в своё очередное «укрывалище». Для человека «нездешнего» его показной конформизм воспринимался не очередной шалостью, а нечто большим — адаптацией к существующему порядку вещей. Не тогда ли началось медленное сползание Вены, Венедикта, Бэна, Венички к «подменному» Ерофееву? Излишне говорить, что эту зависимость от внешних жизненных благ он притормаживал, как мог. История с шикарным костюмом имеет своё продолжение.

Рассказывает Борис Шевелев, товарищ Венедикта Ерофеева: «В 1980 году мой сын Серёжа окончил школу, и выяснилось, что идти на выпускной вечер ему не в чём. Позвонили Ерофеевым — Серёжа с Венедиктом Васильевичем был одной стати. Вот так и так, говорим, нет ли чего? А Венедикт Васильевич тогда не только деньги из Парижа получил, но и костюм ему, как оказалось, шикарный привезли. Вот он тут же и говорит: “Срочно присылайте ко мне Серёжу, я его, как ёлку, наряжать буду”. Я говорю: “А вдруг он там, на празднике, такой прекрасный костюм чем-нибудь обольёт?” — “Так он же костюм обольёт, а не меня”. Широкий был человек» 26.

Произошло нечто парадоксальное. Одно из замечательных человеческих качеств оказало ему дурную услугу. Именно оно заставило его принять тот образ жизни, который предложила ему и всячески поддерживала Галина Павловна Носова. Сообразуя с этим качеством свои важные решения, он легкомысленно распорядился своим творческим наследием. Это ещё не названное мною качество принадлежит высоконравственным людям и известно как «благородство». Вся закавыка состояла в том, что Венедикт Ерофеев был благороден не по-взрослому, а по-детски.

В конце 1980-х время для интеллигенции наступило вольное, весёлое и суматошное. Зарплату худо-бедно платили, было на что жить. В Москве уже с раннего утра у ещё закрытых киосков Союзпечати стояли очереди за свежими номерами газеты «Московские новости» и журнала «Огонёк». Народу собиралось не меньше, чем у магазинов, продающих спиртное. Впрочем, давки и драк у газетных киосков не наблюдалось.

Запоем читали толстые журналы «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов». Не отрываясь от телевизионных экранов, смотрели заседания съезда народных депутатов и радовались как дети, когда кто-то из этих депутатов сцеплялся друг с другом. Вдобавок ко всему этому после полуночи по Первому каналу крутили американские боевики, а также английские детективы о подвигах Джеймса Бонда и эротические фильмы. Впечатление создавалось такое, что многие люди от прочитанного, услышанного и увиденного словно находились в лёгком подпитии. Но странное было в другом. Мало кто при пустых прилавках в продовольственных магазинах думал о завтрашнем дне. Среди московской читающей и думающей публики больше судили-рядили о Михаиле Сергеевиче Горбачеве и его жене, о его столкновениях с Борисом Николаевичем Ельциным, а также обсуждали талантливый и резкий ответ в «Московских новостях» Людмилы Ивановны Сараскиной на истеричную статью Нины Андреевой в «Советской России» «Не могу поступаться принципами».

В то время не все из нас прислушивались к совету Льва Николаевича Толстого: «Для того чтобы выучиться говорить правду людям, надо научиться говорить её самому себе».

К сожалению, дурные времена чаще всего переходят в абсурдные, а уже из них, спустя многие годы, вылупляется что-то путное и полезное для народа.

Стихийное пробуждение гражданских чувств произошло на исходе существования советской власти. Достаточно было лозунгов перестройки и некоторого послабления в ежедневной обработке массового сознания в духе партийной демагогии, как лёд тронулся и началось половодье публикаций, ещё за три года до того считавшихся антисоветскими. Смысл происходящих событий был точно выражен слоганом, сочинённым сатириком Михаилом Жванецким: «Не хочу смотреть на мир глазами Юрия Сенкевича!» Самому Юрию Александровичу этот слоган, как я знаю, был по душе.

Сестра Венедикта Ерофеева Тамара Гущина вспоминала: «Перестройка заставила всех заинтересоваться политикой. Вена с удовольствием смотрел по телевидению трансляцию 1-го съезда народных депутатов. Ему нравился Николай Рыжков. Он фамильярно называл его Колей. “Вот уж не думал, что мне понравится большевик! — сказал он как-то. — Какая у него благородная осанка!” Я сказала, что у нас многие женщины ему симпатизируют. “Я их понимаю”, — ответил он. Дебаты в парламенте, журнал “Огонёк”, газета “Комсомольская правда” занимали его тогда больше всего. К сожалению, это интересное время совпало с началом его болезни» 1.

За очень короткий срок открылся мир, неведомый большинству советских людей. Нечто подобное в России произошло в XVIII веке, когда, по выражению историка Василия Ключевского: «...чуть ли не в один век перешли от Домостроя попа Сильвестра к Энциклопедии Дидро и Даламбера».

Большую политическую активность из всех сословий и классов проявляли служащие, относящиеся к ИТР. Согласно Единому классификатору профессий того времени, они подразделялись на три категории. Первая была представлена руководителями, вторая — специалистами, надолго третьих приходились все остальные, именуемые техническими исполнителями. Самая беззаботная жизнь была у последних. Как говорили в те приснопамятные годы: «На работу пришёл. В носу поковырял, жопу почесал, языком потрындел, чайку попил и домой пошёл. Плохо что ли?»