Павел Паныч - Оставь надежду всяк сюда входящий

В таких случаях администрация заставляют писать объяснительную, в которой ты оговариваешь себя. Что ты оказал сопротивление младшим инспекторам, в результате чего к тебе были применены спецсредства. А если ты уже избит и на тебе уже есть следы побоев, и если ты откажешься написать нужную администрации объяснительную, то будет продолжение, и будут бить до тех пор, пока нужная объяснительная не будет написана.

Я лежал на полу карцера, от боли даже не хотелось шевелиться, мою голову подперло мое любимое полотенце, которое всегда со мной, и в радости, и в беде. Из глаз просто градом катились слезы от простой обиды — за что?!!! Уже не хотелось ни есть, ни жить, уже ничего не хотелось, хотелось лишь одного — тихонько умереть.

Но неужели все так просто, неужели я так глупо прожил жизнь? И тогда мои глаза открылись шире: может, взять и написать книгу? Просто взять и описать свои двенадцать последних прожитых лет?

Я услышал, как во мне появляется новая сила, опять проявился мой дух, потому что появилась новая идея, которую я еще не использовал. Но насколько она эффективна, только время может ответить.

Так я все пятнадцать суток начал вынашивать свою книгу. Конечно, после избиения остались последствия, после удара ногой в живот появились боли в области печенки, после голодовки появились боли в животе. Наверное, снова появилась язва, которую перед отъездом из Лукьяновского СИЗО мне удалось немного пролечить. Но я хорошо знал, что как бы что не болело, нужно находить силы из карцера выйти раньше установленного времени. Это возможно лишь в двух случаях: или проситься на прием к администрации, где говорить, что ошибку свою осознал, и те делают тебе амнистию, или же когда ты умер. В моем случае первый вариант несовместим с моими жизненными принципами. А второго Бог не дает.

После того, как закончились мои пятнадцать суток, сразу последовали следующие пятнадцать суток без выхода из карцера. Ну что же, пятнадцать так пятнадцать, будем надеяться на то, что все, что мне пришлось здесь увидеть и прочувствовать, это еще минимум. Потому что, по логике вещей, когда то, что было, не дало ожидаемого результата, то значит, нужно использовать более эффективные методы. Но если сравнивать с двадцать пятой, то можно назвать все это отдыхом на фоне того, что было там.

Прошли очередные пятнадцать суток, странно, — подумал я, — за последние пятнадцать суток ни одного избиения. Значит, решили запугать меня карцерами, и уже по окончании суток приготовился к очередным пятнадцати суткам. Но как оказалось, что все, что со мной произошло, это был весь их арсенал, меня опять выпустили в свою камеру к своим любимым дурачкам. Там я просидел еще четыре месяца, при этом изучая разновидности заболеваний психически больных.

В январе 2012 года примерно около девяти часов вечера я услышал, как осужденные, находящиеся в других камерах, начали стучать в двери. Конечно, если стучат в двери, значит, есть на это причина. Я подошел к двери и прислушался. За дверью слышались крики и наносящиеся удары. Конечно, в стороне остаться я просто не мог и начал стучать в дверь. Когда избиение прекратилось, я услышал, как кто-то из представителей администрации спрашивает, кто стучал в двери. Ну, понятно, если я стучал в дверь, то как я могу промолчать. И я постучал в дверь, которая сразу открылась.

— А, это правозащитник наш, Паныч, — за шиворот схватил меня один из инспекторов и вытолкал в коридор. В коридоре стоял еще один заключенный и нас двоих отвели в помещение карцеров, где уже били нас двоих по очереди. Первому досталось мне, и дальше всю злобу администрации в основном срывали на мне. И снова удар в область печени, после которого уже боли в животе не прекращались.

На следующий день меня обвинили в том, что я организовал массовые беспорядки на ДПК, в результате чего мне дали два месяца одиночной камеры.

Я возвращаюсь к началу моей книги. Я получил эти два месяца одиночной камеры, где и родилась идея написать эту небольшую книгу, где нет ни одного вымышленного слова. Освободившись 18.03.2012 из одиночной камеры, я не прекратил отстаивать свои права и защищать права других осужденных. Насколько меня хватало, ровно насколько я противостоял беспределу, и единственный, кто мне помогал за все время моего пребывания в местах лишения свободы был Евгений Захаров. Когда мое здоровье начинало давать о себе знать, а это из-за избиения, после которого была повреждена печень, он за свои деньги высылал мне медикаменты. Благодаря ему ко мне в колонию БИК-70 приезжали представители от Уполномоченного по правам человека. Правда, ни малейшего результата от этого визита не было, никто не понес наказания за фабрикации нарушений, избиения, карцеры. Но нет его вины во всем этом, ему государство не изменить.

Честно признаюсь, боюсь услышать в свой адрес после всего мною написанного то, что мне приходится всегда слышать. Какая выгода у меня от всего прожитого, какие цели я преследую, ведь просто так ничего не бывает. Но не понять меня тому, который видит материальную выгоду во всем. Назовите сами себе хоть одного политика или миллиардера, которому предстоял путь к его состоянию или должности — такой, которым прошел я. Многие бы из них прошли свой путь до конца? Какая мысль оказалась бы сильнее: отказаться от своих целей или идти до конца?

Но были и приятные плоды в моей жизни, которые и придают огромную уверенность в том, что я на верном пути. Из Бердичевской НК № 70 меня этапировали в Темновскую НК № 100 г. Харькова, где была межобластная больница для заключенных. В больнице я находился в палате с одним осужденным, у которого был СПИД и уже на такой стадии, что он не подымался практически из постели. Этот осужденный был из АИК-25, благодаря ему я и узнал о последнем визите в АИК № 25 представителей из Европейского комитета по предотвращению пыток, в частности, господина Йохана Фристеда [2] Johan Friestedt — сотрудник секретариата СРТ , который был в декабре 2012 г., заходил в карцер к осужденным, разговаривал с ними, а с некоторыми приходилось ему или его помощникам разговаривать на листке бумаги, потому что некоторые из них боялись говорить даже вслух о том, что с ними произошло. Но после его визита приехали из Генеральной прокуратуры, которые провели свое расследование, и, судя по тому, что никто не был ни за что наказан и не отстранен от занимаемой должности, то, значит, АИК-25 на сегодняшний день осталась в прежнем состоянии.

— Ты знаешь, Паша, я уже практически мертвый, мне уже не помочь, — продолжал говорить мне осужденный, глаза которого были заполнены болью и смотрели в потолок. — Просто сидя на двадцать пятой с ВИЧ я надеялся на то, что смогу дожить до конца срока, хотелось лишь одного: ребенка своего на руках подержать перед смертью, только этим и жил. Но на АИК-25 я немного простыл, и меня начали лечить аце-тилкой. Вот тебе и результат. Как мне сказали здесь врачи, ацетилку пить мне нельзя, она убивает клетки, вот теперь и получается, что осталось у меня 70 клеток благодаря им.