Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

Первые средства для пострадавших во время аварии Фонд мира перевел уже через три дня после трагедии и продолжал вести программу по сбору пожертвований продолжительное время. Телемарафон, организованный Фондом совместно с телевизионной группой из Ленинграда, которая занималась проведением таких марафонов, стал последним подобным мероприятием, оказавшимся успешным с точки зрения сбора средств. Интересно, что договорились мы об организации телемарафона, встретившись совершенно случайно в приемной министра культуры, которым тогда был Николай Губенко. И я, и телевизионщики пришли к нему с совершенно другими вопросами, но в ожидании аудиенции решились на большую совместную работу. Сейчас сложно представить, каким непостижимым образом можно получить сутки бесплатного вещания по Первому каналу, а тогда это было сделано его руководителем Леонидом Кравченко легко и быстро. Очень мощным получился оргкомитет марафона: двадцать шесть депутатов и членов Верховного Совета и семь заместителей министров. Телемарафон позволил собрать немалые средства: триста девяносто три тысячи долларов и порядка двухсот миллионов рублей.

Для того чтобы помощь Чернобылю шла отдельной статьей, на базе Фонда под моим руководством была создана специальная Чернобыльская организация «Чернобыль – помощь». Я предполагал, что таким образом все вопросы о получении и распределении средств будут решаться быстрее. Но, пытаясь избежать волокиты, сам себя в нее загнал. Ни одно заседание правления в организации не длилось меньше восьми, а то и десяти часов. Дело в том, что в организацию входили несколько непосредственно чернобыльских благотворительных фондов и комитетов, каждый из которых тянул одеяло на себя и хотел, чтобы именно на предусмотренные им нужды выделялось больше собранных средств. Постоянные скандалы и пустая трата времени привели к тому, что из правления ушли практически все члены Оргкомитета телемарафона, которые первоначально изъявили желание войти в руководство. Эта ситуация в конечном итоге надоела и мне самому. Тем более что меня постоянно критиковали, обвиняли в единоличной власти и требовали большей свободы в распоряжении финансами. На очередном собрании я сказал, что готов эту свободу предоставить. Фонд мира сделал главное: собрал средства и бо2льшую часть отправил туда, куда посчитал нужным. А дальше действительно – плывите сами, решайте сами, что вы будете делить, как и почему. Зачем мне тратить свои нервы и время на бессмысленные распри и бесконечное выслушивание рассказов о том, кто более достойный? Но совершенно неожиданно мое предложение вызвало растерянность у членов организации. Они потребовали сделать в заседании перерыв, после которого объявили, что никуда меня не отпустят, потому что я – единственный человек, который способен объективно распределять деньги и выделять фонды не более влиятельным организациям, а более нуждающимся.

Выбрать более нуждающихся со всей территории Советского Союза из тех семисот шестидесяти тысяч человек, которые прошли через Чернобыль в первые полтора месяца после аварии, – задача практически невыполнимая. Почему такое огромное количество народа? Потому что в первые несколько суток уровень радиации был настолько мощным, что человек получал угрожающую жизни дозу, всего лишь один раз добежав до реактора с мешком с песком. И, несмотря на выработанные нормативы, люди получали увечья, не совместимые с жизнью, и речь идет не только о первых пожарных.

Помощь ликвидаторам Чернобыля продолжала оказываться и после развала государства, и учесть все просьбы и пожелания было очень сложно. Поддержку просили организации из бывших союзных республик, которым мы оказывали содействие в проведении для людей медицинского обследования и лечения в Москве. Вопиющая ситуация сложилась с экипажем корабля Волжской речной флотилии из Куйбышева (ныне Самара). Фонд получил заявление с просьбой оказать помощь в лечении членов команды этого судна. Сначала мы решили, что письмо пришло не по адресу. Какое отношение Куйбышев может иметь к трагедии на Чернобыльской АЭС? Оказывается, что речные корабли пригнали к месту аварии для того, чтобы размещать на них ликвидаторов катастрофы. И конкретно этот корабль с женским экипажем простоял в Припяти целый месяц! А потом все благополучно забыли о том, что обслуживающий персонал находился в той же зоне риска, что и непосредственные участники борьбы с последствиями аварии. Молодые женщины получили большую дозу облучения, но до их обращения в Фонд никто не пытался оказать им хоть какую-то помощь. По медицинским вопросам мы активно сотрудничали с больницей Минатома в Москве, куда и направили на лечение экипаж. Но беспечность чиновников меня не перестает угнетать. Эта омерзительная забывчивость, холодное, наплевательское отношение к людям, как к шелухе от семечек, которую надо быстро очистить и выбросить, и по прошествии лет вызывает во мне неуемную злость и возмущение. Чернобыль еще долгое время будут помнить не просто как экологическую катастрофу, унесшую большое количество жизней людей, а как показатель чудовищного отношения государства к собственным гражданам.

Фонд мира потерял свою финансовую мощь и независимость из-за экономических реформ правительства Егора Гайдара. Единственное, что помогло сохранить хоть какие-то средства, – это отсутствие у меня как у шахматиста страха перед валютными операциями, благодаря которым у организации был хоть какой-то запас иностранных денежных средств. К моменту падения рубля на счетах Фонда лежали действительно огромные деньги. Как только доллар начал расти, я несколько раз писал обращения в правительство и просил разрешить мне провести обменные операции хотя бы на небольшую сумму, но ничего не добился. Возможно, это удалось бы осуществить, если бы деньги хранились во Внешторгбанке, но все счета оказались запертыми в Сберегательном. Единственное, в чем мне уступили: согласились перевести средства во вклады под полтора процента годовых. Если учесть, что даже один процент мог бы дать Фонду прибыль в сорок пять миллионов рублей, это предложение можно было бы счесть весьма заманчивым, если бы не последующие экономические реформы.

По требованию Международного валютного фонда Гайдар освободил цены на энергоносители от государственного контроля, чем обусловил последующий крах российских предприятий и полный обвал рубля. Кроме того, на мировом рынке шел рост цен на золото – за унцию давали одиннадцать долларов. Наше государство объявило своим золотодобытчикам цену в девять долларов, из которых пять забирало обратно себе. Что оставалось людям? Честно говоря, у меня даже нет окончательного понимания того, каким образом нашей стране все же удалось выжить: настолько катастрофической была ситуация, настолько беспомощными и несамостоятельными оказались кремлевские коридоры, наводненные модными советчиками из США. Однако вместе со страной каким-то непостижимым образом выжил и Фонд мира. В настоящее время мы не можем самостоятельно обеспечивать проведение крупных проектов и мероприятий, но мы ищем и находим партнеров, спонсоров, благотворителей.