Софья Толстая - Дневники 1862–1910 [litres]

10 марта.У Левочки голова болит, поехал верхом в Ясенки. Я тоже всё нездорова. Дети ужасно жалки в насморке и кашле. Не знаю, какая сила может исправить Сережу. Он так худ, ничего не ест, скучает, и вечный, вечный понос. От тетеньки сейчас получила письмо, она очень тронута моим письмом, сама кашляет, больна. К Машеньке у меня тихая ненависть, как говорит Левочка, а к детям ее отличное чувство немного покровительственной, но очень искренней любви.

Левочка нынче стал ласковее. Он целовал меня, а этого давно не было. Я переписываю ему и рада, что полезна чем-нибудь.

14 марта.Все эти дни ужасная головная боль, только вечером бодра, всё хочется сделать, всем пользоваться. Левочка играет прелюды Chopin . Он очень хорош духом, но ко мне всё холодность, не то. Дети меня поглощают всю. Они оба в поносе. Это меня просто может доводить до отчаяния. Дьяков был, всё тот же неумолкаемый соловей, как говорит Таня. Я его люблю, мне с ним просто, и он симпатичный. Весны нет, всё холод, зима, и для меня это важно и в отношении моральном, и в отношении здоровья детей. Жду весны, как какой-нибудь благодати, а нынешний год весна опоздает.

Левочка стал часто порываться в Тулу, стала являться потребность видеть больше людей. У меня иногда тоже, но не людей вообще, а Таню, Зефиротов [19] Прозвище Вари и Лизы (дочерей Марии Николаевны). , мама, папа.

15 марта.Левочка уехал в Тулу; я рада. У Сережи ребенок умирает, и мне ужасно жаль. Голова нынче болит меньше, и я очень бодра, сильна. Дети всё еще не совсем хороши, но немного лучше. Солнце на минуту проглянуло и подействовало на меня как звуки вальса на 16-летнюю девочку. Хочется гулять, хочется весны, природы, лета.

Давно нет писем от моих. Что-то моя хорошенькая, поэтическая Таня? С Левочкой опять хорошо и просто. Он как-то сказал: «Я такой был дурной эти дни…» Я люблю его ужасно. С ним невозможно сделаться гадкой. Своим знанием себя и признанием во всем он унижает меня и заставляет тоже доискиваться до самого малейшего дурного в самой себе.

16 марта.Голова болит ужасно, дети в неопределенном состоянии, Сережа нынче горел, и я ничего не понимаю, что с ним. Левочка как встал, всё вне дома. Где он? Что он? От Тани вчера получила письмо и ее пожитки. Мне стало весело, что я скоро увижу ее, и с такой радостью, с какой видишь родственника, я увидала ее вещи, в которых есть и мои девичьи вещицы.

У Сережи умер сын. Я плакала нынче утром, мне ужасно жаль. Головная боль мешает что-нибудь делать. Это несносный тик.

20 марта.У меня второй день по утрам лихорадка и ужасная боль в голове. Перед Левочкой чувствую себя как чумная собака. Но я не мешаю ему, потому что он сам не обращает на меня внимания. Мне больно, я пропала для него. А во мне всё то же старое, ревнивое, сильное чувство к нему.

Я избаловалась. Нынче опять спохватилась, читая критику на «Казаков» и вспоминая роман, что я – граница всему, а жизнь, любовь, молодость – всё это было для казачек и других женщин. Дети ужасно меня привязали к себе. Я вся отдалась детям. Чувствую, что им я необходима, и это большое счастие. Когда Таня лежит у груди или Сережа обоймет меня крепко ручками, нет во мне ни ревности, ни горя, ни сожаления о чем-нибудь, ни желаний, ничего. Теперь они больны оба, и ничто меня не радует. Погода чудная, весенняя, но никогда не суждено мне вполне пользоваться природой.

Левочкой любуюсь – он весел, силен умом и здоровьем. Ужасное чувство видеть себя униженной. Мои все ресурсы орудия, чтоб стать с ним наравне, – это дети, энергия, молодость и здоровая, хорошая жена. Теперь я для него – чумная собака.

23 марта.Лихорадка прошла, а с ней и мое нравственно дурное расположение. Тик мучает ужасно. Дети всё нездоровы. Левочка поехал к доктору в Тулу. С ним мы очень хороши. Опять мне легко, хорошо с ним, и нет ни сомнений в его любви, ни ревности – ничего.

Погода прелестная, ручейки, весна – а я взаперти. Левочка очень занят скотным двором, а роман [20] «Война и мир». покуда пишется без особенного увлечения. Всё у него мысли, мысли, а когда напишутся они? Он иногда рассказывает мне свои авторские мысли и планы, и я всегда этому ужасно рада. И я понимаю его всегда. Но к чему это ведет? Я не напишу их.

26 марта.Как будто в припадке порядка убирала всё – такое чувство испытываю, когда вечером уложу спать Сережу и Таню. Они оба почти здоровы. Таня делается мне страшна, я очень к ней привязалась, а вечное несчастие почти всех людей – страх смерти – стал меня часто тревожить.

Левочка в желчном расположении духа, и я невольно иногда раздражаюсь им. Нынче вдруг пришла ужасная мысль, что он так мало мной дорожит, так привык к моей привязанности и любви к нему, а вдруг я бы почувствовала охлаждение к нему, что бы он? Это невозможно, оттого я легко говорю об этом и оттого он всегда будет мало дорожить мной.

Сережа был у нас эти дни. Он жалок очень, и я его очень начинаю любить. Мне с ним просто и хорошо. Весна пасмурная, скучная; опять начинает во мне пробуждаться детское чувство праздников. Завтра Вербная суббота, я ее так любила дома. А потом Святая, которая ничем решительно не отличится от простого великопостного будничного дня. Но теперь я спокойнее, а прежде плакала.

Сережа говорит вчера: «Только и хороши соловьи, луна, любовь, музыка». Мы с ним говорили об этом, и мне было с ним не стыдно говорить, а Левочка всегда на меня смотрит, будто хочет сказать: «Какое право имеешь ты рассуждать об этом, ты ничего не можешь чувствовать». И действительно, иногда не смеешь что-нибудь чувствовать. Левочка поэтически любит жить и наслаждаться один; может быть, оттого, что в нем поэзия слишком хороша и слишком ее много и он дорожит ею. Это и меня приучило жить своей отдельной, маленькой жизнью души.

Он что-то пишет, я слышу, верно, тоже дневник. Я его уже почти не читаю. Как только читаешь друг у друга, так делаешься неискренен. А я последнее время во всем так стала искренна, что мне стало хорошо и легко жить на свете. Потом он пишет все мысли о романе и вообще умно , и мне страшна перед ним моя пустота и ничтожество.

1 апреля.Левочка в Туле, а мне скучно и какое-то тяжелое чувство отчаяния, потому что Левочка всё жалуется на странное состояние здоровья, приливы крови, дурное пищеварение, шум в ухе. Всё это меня ужасно пугает, и теперь в одиночестве, при чудной, ясной, теплой погоде, при весне, одной, мне всё еще чувствительнее и страшнее.

Дети почти здоровы, я их обоих поодиночке сама выносила гулять. Таня в первый раз в своей шестимесячной жизни увидала свет Божий. Я весь день ничего не делала, потому что убегала сама от своих черных мыслей. Он говорит, что половины жизни нет от дурного физического состояния. А жизнь его так необходима. Я люблю его ужасно, мне досадно, что я для него мало могу сделать, чтоб ему было вполне хорошо. Нет во мне ни малейшего чувства дурного в отношении к нему, только любовь самая сильная и самая страшная для меня.