Наталья Богуненко - Музруков

«Сергей Павлович Михайлов незамедлительно прислал мне вызов, — продолжает свои воспоминания А. П. Ткачев. — Директором Уралмаша был в то время Б. Г. Музруков. Он по-отечески меня принял, со вниманием отнесясь к моей просьбе. Накладывая резолюцию на мое заявление, напутственно сказал: “Поезжай учиться, сынок. Раз тебя ищут твои учителя, значит, у тебя есть талант”».

Эти слова мальчик запомнил на всю жизнь. Она сложилась творчески счастливо. Но неизвестно, получилось бы так, если бы не встретил он на своем пути Бориса Глебовича.

Отец Алеши, П. А. Ткачев, проработал токарем на Уралмаше с 1941 по 1947 год. Впоследствии он говорил сыну: «Именно благодаря директору Музрукову все эвакуированные рабочие были устроены с жильем, было нам вспомоществование одеждой, крупой, другими продуктами. Было выделено по шесть соток земли для посадки картошки и других культур. Станки, прибывшие с эвакуированными рабочими, быстро были установлены сначала во временных помещениях, а к зиме — в теплых».

Среди прибывших в эвакуацию было много подростков. Вот что писала о них Мариэтта Шагинян в своем очерке «Урал в боях за Родину»: «В цеха раньше срока пришли ребята из трудовых резервов. Ремесленники за короткий срок прошли через большой опыт жизни. От избяного тепла, из дальних деревень их в предвоенные годы привезли в Москву. Москвичи помнят рождение ремесленных школ незадолго до войны, чистые большие залы, нарядные спальни с железными кроватями, тумбочками, белоснежным бельем. Артисты, писатели, ученые ездили сюда читать ребятам стихи, петь им, говорить о научных открытиях… А потом все это, словно вихрем, сдунуло из жизни. Грянула война, ребятишки очутились в эшелонах вместе с заводскими коллективами. Их отправили на восток. Семьи, родные деревни у многих остались под немцами. Ребята вошли в цехи молчаливые, нервные, а серьезные не по возрасту — и с ними пришлось помучиться. Но они работали в годы войны как герои».

Таких ремесленников на Уралмаше оказалось немало. Может быть, с ними и правда помучились, но скорее всего поступали единственно верным способом — просто жалели и чем могли поддерживали. Растущий организм требовал того, что в военное время было недоступно. И завод, прежде всего его директор, стремился сделать все возможное, чтобы хоть как-то облегчить жизнь ребят. Вспоминая потом те годы, многие из бывших ремесленников говорили: «Мы знали Бориса Глебовича как добрейшего человека, он по-отечески заботился о нас, босых и голодных. Из холодных, насквозь продуваемых бараков переселил нас в шестиэтажное благоустроенное здание гостиницы “Мадрид”. А как разговаривал с нами! Да, не секрет, что директора завода мы называли “Отец наш”».

А за рабочими-подростками на заводе быстро закрепилось ласковое прозвище «дети Музрукова». Среди них была Р. М. Зайцева, которая пришла на Уралмаш в 1942 году: «Мы плохими специалистами приехали на завод, не умели работать, чего там говорить. Нас в училище, когда там не было электроэнергии, учили держать в руках молоток и зубило. Вот мы и стали сначала слесарями. Потом привыкли к станкам, стали на них работать. Когда мне дали ДИП-300, я не доставала до патрона, чтобы его зажать. Вставала на “корыто” к этому станку, и мастер говорил: “Ох, Борис Глебович мне голову свернет за таких рабочих”. Отовсюду только и слышно было: Борис Глебович, Борис Глебович. Потом узнали, что Борис Глебович людям на заводе говорит: “Берегите подростков, особенно девчонок, им новое поколение растить нужно”. А нам так говорил: “Если вам будет трудно, приходите ко мне, я вам чем могу помогу”.

Теперь, когда прожила жизнь, воспитала троих детей, поняла, что такое была его забота о нас. А тогда воспринимали ее как должное. Вот платье у кого-нибудь износилось, воспитательница в общежитии это видит, идет к Борису Глебовичу. Потом нам говорит: “Вот Борис Глебович выдал три фуфайки (телогрейки) и четыре платья, давайте смотреть, кто больше нуждается, тому и отдадим”. Так и делали: у кого совсем плохо с одеждой, отдадим платье и телогрейку, другому — в следующий раз. И жили неплохо, правда, голодновато. Но когда письма получали от своих подруг, с которыми раньше учились и которые теперь работали кто в Москве, кто в Куйбышеве, то они всегда писали, как им трудно, плохо. А у нас было трехразовое питание, по распоряжению Бориса Глебовича: завтрак, обед и ужин, и ели рыбу, мясо, крупу. Карточек продуктовых у нас не было, они нам не нужны были, мы твердо знали, что каждый день три раза будем есть — и никаких гвоздей. Это, наверное, нашу молодежь и спасло».

Судьба Розы Михайловны сложилась таким образом, что в начале пятидесятых годов она стала работать на серийном производстве КБ-11, так называемом Третьем заводе. А в 1955 году директором КБ-11 становится Б. Г. Музруков. На вечере 17 октября 1974 года в Доме ученых ВНИИЭФ Р. М. Зайцева, обращаясь к своему директору, сказала: «А вообще, Борис Глебович, Вас нельзя забыть. Я всю жизнь прожила с Вашим именем. Здесь мне иногда очень трудно было. Писала я Вам со слезами большие письма, а утром их рвала, думала, такого человека не имею права беспокоить. Сейчас мне уже легко, детей я вырастила, а за все прошлое спасибо Вам».

Выступление Р. М. Зайцевой на вечере, ее встреча с Б. Г. Музруковым, которая была первой за все годы их совместной работы на «объекте», необычайно взволновали зал. Были прочитаны и стихи Розы Михайловны, написанные после поездки в Крым. Побывав в Симферополе, она увидела там памятник — поставленный на вечную стоянку танк, первым вошедший в город при освобождении его от фашистов.