Надежда Михновец - Три дочери Льва Толстого [litres]

5 ноября, временами погружаясь в состояние бреда, Толстой вдруг «приподнялся на подушке, протянул руки и громким, радостным голосом крикнул: Маша! Маша!» [694] Толстая А. Л. Отец. Жизнь Льва Толстого. С. 476. Может быть, ему привиделась средняя дочь, новая встреча с которой – уже за пределами земного – была так ожидаема и радостна.

Толстому была очень важна поддержка со стороны дочерей, они действительно играли значительную роль два последних десятилетия его жизни. Но именно он хорошо понимал, что в их – вариантном, различном – духовном следовании за ним таится опасность: принять его слово за последнюю истину. И тогда вера в сам нравственный идеал, к которому был обращен Толстой, для них ослабевала бы, уходила на второй план. Надо вспомнить предсмертное толстовское напутствие дочерям Татьяне и Александре: «…только одно советую вам помнить, что на свете есть много людей, кроме Льва Толстого, а вы смотрите только на одного Льва».

Символично звучали последние слова Толстого-странника, умирающего в пути, почти на большой дороге: «Искать, все время искать», «Истина… Я люблю много…» [695] Там же. С. 476, 477. , «Я люблю истину… Очень люблю истину» [696] Сухотина-Толстая Т. Л. Воспоминания. С. 424. . Эти слова были записаны Александрой и Татьяной, его дочерьми.

Последняя дневниковая запись С. А. Толстой за 1910 год: «7 ноября в 6 часов утра Лев Никол. скончался. 9 ноября его хоронили в Ясной Поляне» [697] Толстая С. А. Дневники. Т. 2. С. 226. .

Затем наступил новый этап борьбы «телятинской партии» за Л. Н. Толстого – пришло время для создания мифа про яснополянские события 1910 года. Владимир Чертков, писавший в 1922 году об уходе Толстого, отстаивал важнейшую, с его точки зрения, мысль: при осмыслении отношения Толстого к жене нужно исходить из идеи непротивления злу насилием. Чертков, обратившийся к яснополянской трагедии, твердо настаивал на самоотверженности и жертвенности Льва Толстого.

Для единомышленников – супругов Чертковых, А. Сергеенко, А. Л. Толстой – с уходом Толстого из Ясной Поляны начался новый и чуть ли не решающий виток борьбы за его учение, за непогрешимость Учителя. По мысли Черткова, высказанной в 1922 году, если бы Толстой и оказался в своей личной жизни «непоследователен и далек от осуществления своих собственных верований, то и в таком случае он все же заслужил бы великую благодарность за тот громадный, не поддающийся никакому измерению толчок, который он дал развитию человеческого сознания своей умственной работой». Судьбе же, продолжает Чертков, имея в виду, прежде всего, уход Толстого из семьи, «угодно было в лице Толстого создать не только гениального мыслителя, но и великого подвижника» [698] Чертков В. Г. Уход Толстого. 2-е изд. М., 2011. С. 10. . Уход был осмыслен как чаемый учеником и единомышленником подвиг.

Члены семьи не были склонны к мифологизации образа отца. Старшая дочь Толстых писала, что вряд ли возможно назвать какую-либо одну, преобладающую над другими причину ухода Льва Толстого из Ясной Поляны: натура ее отца была «богатой, страстной и сложной», «его поведение было результатом целого ряда причин, сочетавшихся, смешивавшихся, сталкивавшихся, противоречивших друг другу» [699] Сухотина (Толстая) Т. Л. О смерти моего отца и об отдаленных причинах его ухода // Сухотина-Толстая Т. Л. Воспоминания. С. 370. . Вдохновенные слова о значении жизни и смерти Толстого принадлежат и сыну Льву, так напряженно спорившему с отцом: «Только после смерти человека мы можем верно оценить его заслуги. Эта смерть показалась не мне одному, а миллионам громадной духовной потерей, потому что именно духовное горение отца в продолжение всей его жизни, его нежная и чуткая душа, искавшая общения с душой всего мира, несмотря на слабость и противоречие его мысли, покоряли людские сердца» [700] Толстой Л. Л. Опыт моей жизни. С. 107. .

Л. Н. Толстой на смертном одре в Астапове

Л. Н. Толстой и не нуждался в специальной – в духе Черткова – мифологизации. Если же его образ представал для многих русских людей как образ страдальца и подвижника, то как-то органично, естественно. Так, уже 4 декабря 1910 года Александра Толстая получила из Парижа письмо от неизвестных ей людей:

«Позвольте, уважаемая Александра Львовна, принести через Вас последнее прости дорогому учителю. Мы горько плачем на чужбине за осиротелую русскую землю. Мы любили дорогого Льва Николаевича, еще больше полюбили его в смерти. Мы скорбим, что не можем прийти поклониться праху этого человеколюбца и страдальца. 〈…〉

Могила Л. Н. Толстого. 1910

Бывшие солдаты 202-го Старобельского полка [701] Сформирован в 1878 г. как 2-й Харьковский местный батальон, с 1908 г. – 202-й Старобельский резервный батальон. Расформирован 20 февраля 1910 г. (ныне эмигранты в Париже). Рядовой Тихон Сорокин. Ефрейтор Прокопий Осипов» [702] Сорокин Т., Осипов П. Письмо к А. Л. Толстой. Цит. по: Александра Толстая: Каталог выставки. С. 19. .

Осмысление значения Толстого осуществлялось вне пределов развернувшейся около него борьбы развенчания и возвеличивания, в иных масштабах. 1 ноября 1910 года художник М. В. Нестеров писал философу В. В. Розанову об умирающем Толстом и России: «„Новая“ Русь в лице Толстого так полно, так просто, великолепно, так народно и по-русски соединилась с Русью дедов и прадедов, с Русью стародавней – и пошли, Господи, „Правительствующему сенату“ и „Святейшему синоду“, этим двум чадам Петровым, хоть долю той мудрости, которая посетила Толстого. Вразуми их, Господи, вовремя снять с великого старца ненужное теперь – больше, чем когда-либо, – „анафемствование“. Останется ли он в монастыре или уйдет к своим же „толстовцам“ (лишь бы не в Ясную Поляну и не к бесталанному тяжкодуму Черткову) – все равно, он теперь совершил нечто столь великое, полное, законченное, что не людям его судить. Он вплотную подошел к Престолу Божию, и от Него услышит свой последний суд, и едва ли – осуждение» [703] «…Он заключал в себе нечто огромное, чего мир не вмещал»: Отклики современников на смерть Толстого // Уход Льва Толстого. М., 2011. С. 23. .

Уход и смерть Л. Н. Толстого стали событием культуры, достоянием большой истории. 8 ноября 1910 года В. В. Розанов написал: «Умер он трагично и жестоко: но какая смерть не трагична и не жестока? Однако в этой смерти есть и нечто прекрасное, исключительное по благородству и оригинальности. Кто еще так странно, дико и великолепно умирал? Смерть его поразительна, как была и вся его жизнь. Так умереть, взволновав весь мир поступком изумительным, – этого никто не смог и этого ни с кем не случилось» [704] Там же. С. 25. . В. Г. Короленко сказал, что смерть Толстого «говорит так внятно о вечной, неумирающей жизни» [705] Там же. .