Джо Байден - Сдержать обещания. В жизни и политике

Я лучше понял, что доктор Кинг имел в виду, когда общался со своими друзьями из Prices Run.

Единственная реальная проблема, с которой я столкнулся в то лето, возникла в начале сезона. Пара банд околачивалась у бассейна, и одна из них, по слухам, называла себя «Римляне». Как и всем с напомаженными волосами, этим парням требовалось надевать при входе в воду шапочки для плавания. Это были обычные подростки, проводившие много времени у вышки для прыжков в глубокой части бассейна. Как-то раз «римлянин» по кличке Корн Поп стал упорно раскачиваться на трамплине. Это был один из основных запретов при пользовании вышками для прыжков, и мне захотелось дать всем понять, что я не такой уж простак. Поэтому я свистнул ему и попросил перестать раскачиваться. Он не перестал. Я свистнул еще раз. «Эй, Эстер! Эстер Уильямс! – крикнул я так громко, чтобы все расслышали мою шутку. Эстер была королевой популярных в пятидесятые фильмов-феерий на воде. – Сойди с трамплина, приятель. Убирайся». И я выгнал его из бассейна.

Другие спасатели сказали мне, что Корн Поп будет ждать меня снаружи, у забора из сетки-рабицы, и, вероятно, у него есть опасная бритва, которую он может пустить в ход, когда я пойду к своей машине. Была известна история, как несколько лет назад одного белого, бывшего капитана спасателей, порезали так сильно, что на спину ему пришлось наложить сорок швов. Поэтому я решил позвонить в полицию, патрулирующую парк, чтобы кто-то из них проводил меня до машины. Но в тот день работал Билл Райт, и он сказал, что если я позвоню, то уже никогда не смогу вернуться в бассейн. Он вытащил цепь из подсобки, отрезал от нее шесть футов, намотал ее мне на руку и обернул полотенцем. Он точно объяснил, что сказать, когда Корн Поп подойдет ко мне: «Может, ты и порежешь меня, Корн Поп, но сперва я намотаю эту цепь тебе на голову».

И я в точности сказал ему все это, когда он смотрел мне в глаза у моей машины. Но тогда я сказал не только это. Мне совсем не хотелось, чтобы меня порезали. И я подумал, что кое-чему научился там, в аппаратной: похоже, я понял, что именно Корн Поп заслуживал услышать. «Кстати, я должен перед тобой извиниться. Зря я назвал тебя Эстер Уильямс. Это неправильно. И я искренне извиняюсь в присутствии всех твоих друзей. Но если ты опять будешь раскачиваться на трамплине, я опять вышвырну тебя вон».

Мы оба отвели в сторону наше оружие и, в конце концов, стали друзьями. Корн Поп и «Римляне» присматривали за мной до конца лета.

Поэтому, когда в 1968 году я услышал, что люди из бедных кварталов жалуются на то, как с ними обращаются губернатор Терри и Национальная гвардия, я знал, о чем они говорят. Была ли у них такая же обеспеченная Конституцией защита, как у людей в Вестовер Хиллз или Мейфилде? Была ли у них такая же свобода передвижения, как у людей в белых районах по соседству? Было ли у них такое же право на чувство защищенности в их районах, как у белой Америки? Я думал, что люди из тех районов, по крайней мере, заслуживали этого. В 1968 году я не считал, что мне под силу изменить мир или происходящее вокруг, но знал, что могу принести пользу. Поэтому я пересек Родни Сквер, вошел в подвал трехэтажного здания и подал заявление на работу в офис общественного защитника. Решение Верховного суда по делу «Гидеон против Уэйнрайта» пятью годами ранее гласило, что никто не должен принуждаться идти в суд без адвоката. Если у подсудимого не было средств на адвоката, то расходы брал на себя штат. Работа общественного защитника показалась мне делом богоугодным. Она всегда была непростой, но тогда я впервые почувствовал себя актером, защищавшим Конституцию. Большинство моих клиентов были бедными афроамериканцами из Восточного Уилмингтона, и, несмотря на их вину или отсутствие таковой, я делал все, чтобы быть уверенным: их интересы представлены в суде должным образом.

Однако в первый же день я получил настоящий урок по системе уголовного права. Когда я только вникал в принципы работы суда, судья назначил меня участвовать в слушаниях на следующий день. Я возразил, что даже не был в составе участников, что ничего не знал о деле и что времени на подготовку уже не оставалось. Судья посмотрел на обвиняемого в грабеже, который сидел в наручниках и кандалах, и спросил, подхожу ли я ему. «Что этот, что тот», – ответил он.

Дело было еще в том, что в 1969 году богоугодное занятие не подразумевало работу на полную ставку. Новый офис общественного защитника финансировался еще недостаточно, поэтому меня могли нанять только на полставки. Мне предложили работу в фирме Arensen & Balick. Сид Бэлик был один из самых уважаемых в городе адвокатов по уголовным делам, но его считали добродушным человеком. Он много работал на общественных началах, брал трудные дела. Поскольку я выполнял обязанности общественного защитника, я не мог вести уголовные дела для Arensen & Balick. Но Бэлик был просто завален гражданскими делами, и большая их часть оплачивалась по факту. Это означало, что если мы выигрывали, то нам платили, если проигрывали – денег не было.

Наблюдая за Сидом Бэликом, я узнал, как стать хорошим адвокатом. К тому времени, когда клиенты попадали к Сиду, они, вероятно, находились в полном отчаянии и дела их шли плохо. Мы представляли людей, у которых не было запаса денег. Что-то пошло не так, и теперь они оказались в тупике. Если они лишились автомобиля в результате аварии и страховая компания не собиралась выплачивать страховку, они не могли ездить на работу. Любая травма или болезнь, отразившаяся на их работоспособности, в корне меняла жизнь всей семьи. Большинство из них не имели страховки, оказываясь безработными, или не могли рассчитывать на компенсацию в случае производственной травмы. У них не было возможности оплачивать счета. Сид научил меня, как помогать людям в труднейшие моменты их жизни. Кроме хорошей юридической помощи, они так же нуждались в моральной поддержке, чтобы прекратить панику. Сид показал мне, как важно приобнять клиента и дать понять, что он не один. Тем лучше, если тот, кто поддерживает, – парень в традиционном черном костюме с галстуком.

Еще я узнал от Сида, как сконцентрировать на чем-то внимание присяжных или публики. В уголовных делах Сид часто защищал тех, кто действительно выглядел пугающе для некоторых из привлеченных нами присяжных. Однако Сид умел заставить присяжных руководствоваться исключительно фактами. «Теперь, ребята, – обычно говорил он присяжным в начале разбирательства по уголовному делу, – вы должны держать ухо востро. Обвинитель собирается рассказать вам много плохого о моем клиенте, но к рассматриваемому делу это особенного отношения не имеет. И если вы просто посмотрите на моего клиента, вы можете решить, что парень он не особо привлекательный. Может, он и не совсем тот, кого вы бы пригласили домой на обед. Может, он и не тот, с кем следовало бы встречаться вашей дочери. Но вопрос не в этом. Вопрос в том, совершил ли он это ограбление? Я хочу, чтобы вы держали ухо востро. Обвинитель будет напирать на то, почему этот парень должен вам не понравиться. Но не эту ответственность вы получили под присягой. Под присягой вы обязались определить, насколько достаточны доказательства – вне всяких сомнений, – что мой клиент совершил это конкретное преступление».